О том, чем отличаются и что общего в зонах «красных» и «черных»
16_01.jpg
ИК-7, где содержится Михаил Ходорковский

Продолжение. Начало
в №№ 2729, 353842 за 2011 г. и № 1–291723–242943-44 за 2012 г. и в №111621 за 2013 год

Имена и некоторые эпизоды в тексте изменены, упомянутые события случились в другой колонии.
Беззаконие в российских зонах принято делить на «красное» и «черное». И то и другое основывается на тесном взаимодействии администрации и бандитов, преследующие собственные, чаще всего сугубо корыстные интересы. Таковыми в «черных зонах», как правило, являются доходы от торговли наркотиками, а в «красных» — от вымогательства. Впрочем, исключений тоже хватает.

Методы воздействия разнообразием не блещут — избиения разной степени интенсивности и тяжести. Бьют чаще всего сами заключенные, негласно поощряемые администрацией. Впрочем, сотрудники тоже любят «поразмяться».

За УДО и там и там надо платить.

Прежние представления о том, что в «черной зоне» всем заправляют криминальные авторитеты, противостоящие администрации, — давно не соответствуют действительности. Отличия в основном сугубо «эстетические»: в «красных» зонах побольше внешней дисциплины, в «черных» — негласных «правил» и «идеологии». В «красных» администрация — на виду, в «черных» — действует из-за спины криминала.

Последние несколько лет ситуация постепенно меняется: «красное» и «черное» беззаконие уступают место обычному для всей страны беззаконию «бюрократическому». Все меньше физического насилия, все больше бумажек, регламентов, избирательного правоприменения. То есть закон по-прежнему «не догма», но хотя бы меньше калечат.

В тюрьме Вячеслав стал сотрудничать с администрацией, и как лицу доверенному ему поручили мою «адаптацию»

Вячеслав — ярко-рыжий крепыш лет 35–40. Сидит давно — с 2002 года. Был членом местной жестокой банды, но участие в убийствах не доказали и, выбив большую часть зубов, дали срок за вымогательство. В тюрьме Вячеслав стал сотрудничать с администрацией, и как лицу доверенному ему поручили мою «адаптацию». Стандартная процедура постановки на место вновь прибывшего ожидаемо не сработала — бить нельзя, законы я знаю лучше, УДО мне не светит... В общем, через пару дней мы перешли к разговорам по душам.

Собственный текст для таких случаев у меня давно отработан, а вот послушать типичного «красного» было интересно. В его словах звучала неприкрытая, откровенная ненависть к людям, сломавшим ему жизнь. И к бандитам, и к власти.

Про свое лагерное прошлое рассказывал неохотно, но в целом правдиво.

— Бил?

— Сейчас, сами видите, все на «будьте любезны», а раньше... Бил... Как откажешься? Вызывают, говорят: «Надо прожарить». Не станешь — самого «растянут» в ШИЗО.

— Нравилось бить?

— Конечно, нет. Я и без битья могу построить, но ведь не понимают, говорят — «вата». Хотя многим бить нравится. Власть...

— А как же проблемы на воле? Ведь могут встретить.

— Могут. И встречают. Не всех, конечно. Их из лагеря на хлебовозке вывозят. Прямо к поезду. Но потом все равно находят. Только здесь об этом думать начинают за пару месяцев до освобождения. Тупоголовые...

Вячеслав тяжело вздыхает, сжимая и разжимая кулаки с набитыми костяшками. Разговор явно не доставляет ему радости. Через год — самому на свободу.

А я невольно думаю о тысячах похожих на моего собеседника, хотя внешне весьма благопристойных служителей нынешнего режима, которым максимум через десять лет предстоит так же скрипеть зубами в ночи, понимая: их время вышло, а у беззакония — две стороны... 


фотографии: Сана Саныч, Василий Попов/The New Times




×
Мы используем cookie-файлы, для сбора статистики.
Продолжая пользоваться сайтом, вы даете согласие на использование cookie-файлов.