Вьетнам-таун

В рамках объявленной войны с криминалом на рынках московская полиция с конца июля задержала более 3 тыс. нелегальных мигрантов, по большей части вьетнамцев. Как жители далекой азиатской страны попадают в подвалы Первопрестольной — разбирался The New Times

Если раньше одежду на столичные рынки привозили из Китая — сегодня ее шьют в Москве

Бетонный забор, забранный сверху паутиной колючей проволоки, уходит далеко в горизонт; железные ворота, способные пропустить фуру, приотворяются на пару метров, чтобы журналисты узкой струйкой могли просочиться в палаточный лагерь в Гольяново: именно здесь в армейских палатках цвета хаки живут в ожидании депортации 513 граждан Вьетнама. Пресс-тур напоминает небольшое африканское сафари, когда туристов просят фотографировать животных из машины, лишний раз не высовываться и от гида не отлучаться. По ходу «сафари» то и дело натыкаешься на плечистых молчаливых бойцов ОМОНа, а добравшись до «жертвы», безуспешно пытаешься ее разговорить: сгрудившиеся по ту сторону металлических заграждений люди не понимают русского (или притворяются). Нарядная корреспондентка телеканала ТВЦ на каблуках и в белом респираторе настырно задает один и тот же вопрос: «Хочешь в России работать?» Мигранты качают головой, пока кто-то не отвечает наконец долгожданное да.

Душ, прачечная, свежий воздух…

«Душ, прачечная, полевая кухня, свежий воздух», — не устает нахваливать лагерь в Гольянове зампред Общественного совета при ГУ МВД России по г. Москве правозащитник Антон Цветков, доказывая, что тут гораздо лучше, чем в центре временного содержания иностранных граждан, где «нет ни шнурков, ни холодильников, а прогулки по расписанию».

Вьетнамцы не выглядят несчастными, играют в карты и волан, стирают белье, курят табак из длинной металлической трубки, явно предназначенной для чего-то другого. Журналисты с нетерпением ждут «военного переводчика», чтобы поговорить с обитателями лагеря. Не все, впрочем: команда ТВЦ официальную часть отсняла и готова уже уехать. Но тут происходит страшное: пресс-секретарь ГУВД Москвы Наталья Сафонова (респиратор, солнечные очки, платье в цветочек) ловит коллег-журналистов с портала lenta.ru с поличным: те нашли работающего в лагере переводчика из вьетнамского посольства, любезно согласившегося им помочь. Наталья начинает истерично кричать и буквально выталкивать журналистов из лагеря: «Так, для вас пресс-конференция закончена. И для одного, и для второго. Выведите их. Дайте мне контакты вашего руководства, сейчас вам все объяснят». К скандалу подключается съемочная группа ТВЦ, которая начинает вдруг снимать коллег с lenta.ru с комментарием: «Вот, смотрите, как представители якобы СМИ нарушают права журналистов».

Большинство вьетнамцев в лагере в Гольянове сообщили неверные имена и «потеряли» паспорта. Депортировать их пока невозможно

Наконец, приезжает «правильный» переводчик Павел. Снимать его ни в коем случае нельзя, по-вьетнамски он говорит плохо, даже полез в словарь за словом «религия». На вопрос журналистов, есть ли какие-то жалобы, вьетнамцы отвечают хором и подробно, Павел переводит коротко: «Все хорошо, они ни на что не жалуются». Может, Паша лукавит, а может, вьетнамцы взахлеб рассказывают, как им в лагере привольно, — понять невозможно. На другие вопросы отвечают, как на допросе: приехал в Москву туристом, понравилось, остался, паспорт потерял, если депортируют — вернусь обратно…

Неуловимые

В Москве, по разным оценкам, проживает от 60 тыс. до 1 млн вьетнамцев.Однако найти кого-то, кто готов был бы, пусть анонимно, пообщаться с прессой, — дело нелегкое: в отличие от приезжих из Средней Азии, вьетнамские мигранты предпочитают держаться друг друга и на публике не показываться.

«Я от общения с вами не вижу никакой выгоды, зато вижу массу опасностей», — сказал The New Times вьетнамский бизнесмен, который давно живет в России и бояться ему вроде нечего. «Не понимаю. Закрыто», — сердито бурчал охранник-вьетнамец промышленной зоны на севере Москвы, где находится одна из многочисленных швейных фабрик. «Директора нет. Он не говорит по-русски. Он занят. Он уезжает сейчас», — врал напропалую менеджер по продажам той же фабрики, приехавший с утра на работу. Молча качало головой большинство продавцов в торговом центре «Москва» в Люблине, когда выяснялось, что посетителя вовсе не интересуют джинсы. Впрочем, попадались и те, кто не успевал вовремя «забыть» русский язык.

«Во Вьетнаме все поставлено на конвейер, — объясняет The New Times председатель правления общественной организации «Общество содействия защите прав мигрантов» Ирина Зисман, — когда есть два заинтересованных друг в друге человека, непременно найдется посредник, который будет помогать одному найти дорогу к другому. Если вы хотите уехать в Россию на заработки, вы не можете просто так взять и прийти в российское посольство. Одни люди выправят вам паспорт, другие будут ждать у консульства, где предложат сделать приглашение, третьи помогут с работой. Но это если заниматься самому. А так — у них очень популярно все делать «под ключ». Весь процесс от получения паспорта до швейной машинки может стоить до $5 тыс. $2 тыс. отдают там, остальное — по прибытии».

В аэропорту будущих швей и продавцов встречают сотрудники фирм-посредников, помогающих им перейти границу и доставляющих к рабочему месту — в промзоны. Здесь за ними закрываются ворота, за которыми они могут провести годы, не выходя за их пределы. Да и зачем? В таких вьетнам-таунах все свои, необязательно говорить по-русски, есть все необходимое для жизни: столовая, баня, магазины с продуктами из родного Вьетнама, медпункт, интернет, вьетнамские книги и журналы, иногда даже бывают караоке и бильярдные.

Конечно, $5 тыс. для большинства вьетнамцев — целое состояние, так что простые семьи могут позволить себе отправить за границу одного, максимум двух человек, которые будут кормить потом оставшихся на родине родственников. Деньги берут в долг, часто под залог недвижимости. Ставки высокие, доходят порой до 20% годовых. Впрочем, если семья не слишком большая и в России нет перебоев с зарплатой (швеи получают обычно $300–$400, продавцы на рынке — $500–$700), то долг отбивается лет за пять.

«Если бы это организовывали у нас, то на каждом шагу было бы «кидалово», — говорит Ирина Зисман, — а у вьетнамцев такого нет». Зарплата оговаривается заранее, большая часть ее тут же отправляется во Вьетнам, работодатель обеспечивает проживание, объем работы и своевременный расчет.

Люди как квоты

Тин Ву из ТЦ «Москва» в Люблине, гордо демонстрируя паспорт, рассказывает The New Times, что ежегодное продление годовой визы с разрешением на работу стоит ему $1300. «Через фирму все делаем», — поясняет он.

Конечно, Тин Ву мог бы сэкономить, если бы обратился в ФМС напрямую: официально стоимость квоты на каждого работника — 6 тыс. рублей в год плюс пошлина за выдачу разрешения на работу — 2 тыс. рублей и стоимость визы — $80, итого примерно 10 500 рублей. Однако «напрямую оформить документы практически невозможно», — говорит соотечественница Тин Ву по имени Линь, директор вьетнамского ресторана. По ее словам, если раньше ФМС давала квоты легко, то потом чиновники стали беспричинно отказывать или давать гораздо меньше, чем нужно, заставляя предпринимателей, которые хотели бы работать вчистую, обращаться к посредникам или переводить своих работников на нелегальное положение. «Я знаю примеры, когда владельцу швейной фабрики в один год дали необходимую квоту на 500 работников, он завел бизнес, привез людей, а в следующем году квоту дали только на 90. И что делать? Не отправлять же всех обратно! — возмущается Линь. — Зато через посредников разрешения на работу дают всем подряд, даже проституткам, только заплати!» По мнению Линь, квоты и все документы нужно оформлять «минимум на три года, иначе невозможно планировать и вести бизнес».

Тин Ву приехал в Россию 23 года назад, еще при Горбачеве, и за это время успел стать свидетелем всех стадий развития вьетнамского бизнеса.

Первые рабочие из социалистического Вьетнама стали приезжать в СССР после подписания в 1981 году соглашения с Ханоем о направлении вьетнамцев на советские предприятия и в университеты. Тин Ву распределили на завод в Тверь (хоть проработал он там больше года, название завода вьетнамец забыл, говорит, что работал инженером). После развала Союза кто-то вернулся домой, но многие остались в России, поступив в вузы ради студенческих виз, а заодно приторговывая кто чем мог. Тин Ву никуда поступать не стал, устроился торговцем на оптовый рынок, да так в торговле и остался, отметившись за 20 лет чуть не на всех московских рынках.

Июль 1992 г. Москва, спорткомплекс «Олимпийский». После развала СССР попавшие в западню граждане Вьетнама торговали кто чем мог

«Вьетнамцы любят все друг за другом повторять, — с улыбкой говорит Линь. — В 1993 году открылся первый оптовый рынок, а всего через год таких рынков было уже несколько». Китайские, польские, турецкие товары привозились вьетнамскими и китайскими челноками в Москву. Здесь московские вьетнамцы продавали все это вьетнамцам из регионов. Открывались рынки в бывших общежитиях или гостиницах, номера служили одновременно и лавкой, и жилищем.

Впрочем, уже через пару лет, в 1995 году, как грибы разрослись первые вьетнамские розничные рынки, на которых одевалось уже чуть не пол-Москвы. «Году в 2000-м они поняли: чем возить сюда постоянно одежду китайского и вьетнамского производства, выгоднее привезти сюда вьетнамских девушек, которые будут шить на месте», — говорит Ирина Зисман. За последние годы большую часть швейных и торговых общежитий позакрывали, так что вьетнамцы живут теперь… под землей. «В Москве штук 20 таких полуподземных вьетнамских городов, в которых живет до 600 тыс. человек, и все прекрасно знают, где они находятся, — продолжает Ирина Зисман. — Административные или производственные здания, либо закрытые на реконструкцию, либо официально снесенные, удачно сдаются вьетнамским бизнесменам, которые населяют их тысячами соотечественников».

Никуда они не уедут

От аппетитов местной полиции, представителей ФМС и прочих служб зависит, насколько спокойно чувствуют себя обитатели вьетнам-таунов. Облавы — явление редкое, обычно дело ограничивается заранее запланированными визитами представителей власти, во время которых они для виду проверяют документы образцово-показательных работников и собирают дань со всех остальных. В зависимости от района стоимость спокойствия может составлять от 1 тыс. до 3 тыс. рублей с человека в месяц. Если учесть, что на особенно крупных фабриках может работать до 500 человек, улов получается немалый.

«Но даже если ты попал под разнос и тебя для какой-то статистики или политики надо арестовать и депортировать, как в случае с Гольяново, то и тут есть масса способов выпутаться», — рассказывает Ирина Зисман. При нарушении сроков пребывания в России иностранцу должны поставить в паспорт отметку о выдворении, с которой он не сможет потом в течение пяти лет получить новую визу, а значит, все оплаченные ранее средства попросту пропадут. Соответственно, нужно любым способом избежать подобной отметки, выехать из Российской Федерации и снова въехать в нее по новому приглашению. Через те же фирмы, что оформляют визы и разрешения на работу, можно получить выездную визу без выдворения, стоит она $500, но к ней нужно купить билет, а потом во Вьетнаме снова получить российскую визу. Для многих это слишком долго и хлопотно. «Можно оформить визу и разрешение на работу в России, а паспорт отправить с сотрудником вьетнамского посольства, который проставит печати о пересечении границы в Ханое и Шереметьеве, — говорит Ирина Зисман, — стоит эта услуга в районе $1 тыс.».

«Во Вьетнаме значимость консула в любой стране определяется тем, сколько корешков чистых паспортов ему дают с собой в дорогу, — рассказывает Ирина Зисман, — потому что если ты хочешь получить паспорт с соблюдением всех формальностей, то придется ждать месяца три, пока посольство отправит запрос в твою деревню и получит ответ. А можно заплатить $300 и сделать все за три дня». В новом паспорте не стоит отметки о прибытии, так что и нарушения сроков пребывания вроде бы нет. Снова можно уехать и вернуться.

Впрочем, гольяновским мигрантам, похоже, решило помочь само вьетнамское посольство, не спешащее выдавать свидетельства о возвращении на родину. По словам правозащитника Антона Цветкова, даже личности задержанных определить не так просто — они называют вымышленные имена: «Предположения любых российских чиновников о том, когда они (мигранты) будут депортированы, не имеют под собой оснований, потому что все зависит от посольства Вьетнама», — заявил Антон Цветков во время пресс-тура по гольяновскому лагерю. Получается, что российские власти снова не рассчитали сил, устроив вокруг задержанных такую шумиху, а 513 мигрантов повисли в Гольянове, как до недавнего времени застрял в Шереметьеве похититель американских секретов Эдвард Сноуден.

Впрочем, знакомая с миром мигрантов Ирина Зисман уверена: «Знаете, почему арестовали именно вьетнамцев? С таджиков или узбеков много не возьмешь, а вьетнамец всегда откупится, или у него лично или у его вьетнамского работодателя всегда есть НЗ как раз на такой случай. Вот увидите, никуда они не уедут».

фотографии: Артем Геодакян/ИТАР-ТАСС, Сергей Мамонтов/ИТАР-ТАСС, Валерий Шарифулин/ИТАР-ТАСС