Зэки — Путину: «Люди лыжи мажут»

Судя по тому, что Владимир Путин, встречаясь 23 мая с бизнесменами в Воронеже, назвал проект амнистии* сырым и предложил еще раз «все внимательно проанализировать вместе с Генеральной прокуратурой и принять взвешенное решение», эти «лыжи» заключенным понадобятся не скоро. Но это и неудивительно: как показывает новейшая история России, амнистируют у нас с каждым годом все реже и все в меньших масштабах.

За последние 20 лет амнистия в России объявлялась пятнадцать раз. На первый взгляд это очень много, ведь за 75 советских лет было всего девятнадцать амнистий. Однако опрошенные The New Times эксперты считают, что тут важнее не количество, а изменившееся качество.

«В советские времена 60 % осужденных получали реальные сроки, — рассказывает адвокат Генри Резник. — Так что амнистии вовсе не вызывались позывами милосердия и гуманизма, а были абсолютно рациональными. Из мест лишения свободы раздавались крики администрации: «Наш лагерь рассчитан на пятьсот человек, а у нас уже полторы тысячи, сделайте что-нибудь!» Поэтому амнистии были частые и очень обильные». И даже если на словах какой-то юбилейный повод формулировался, например, «в ознаменование 20-летия Рабоче-Крестьянской Красной армии» или «в связи с 60-летием Великой Октябрьской социалистической революции», определяющим все равно оставалось желание расчистить в лагерях и тюрьмах место для новых заключенных.

Сейчас, по словам Резника, к лишению свободы приговаривается только треть осужденных, острого дефицита свободного пространства колонии уже не испытывают, потому и поводы для амнистий стали разнообразнее. «Были так называемые политические амнистии, когда с их помощью решался вопрос политических и социальных противоречий, — напоминает бывший директор НИИ ФСИН РФ, профессор МГУ Вячеслав Селиверстов. — Были амнистии, приуроченные к каким-то знаменательным датам или, например, к Году женщин. В таком случае амнистия выполняла роль акта милосердия по отношению к каким-либо категориям лиц». «Это давняя традиция, — добавляет федеральный судья в отставке Сергей Пашин. — Родился у государя сын — надо амнистию провести. Это чисто сакральные соображения. Ведь при наличии важных дат полезно в одних условиях приносить людей в жертву, а в других — проявлять акт гуманизма».

Амнистия 2000 года стала последней по-настоящему массовой (на фото — освобождение заключенных из колонии в Воронежской области)

Правда, во времена Бориса Ельцина такая «сакральная» амнистия по случаю важной даты случилась лишь однажды — в 1995 году, к 50-летию победы в Великой Отечественной войне. Она же оказалась и самой массовой за этот период, затронув 130 тыс. человек: участники войны, инвалиды и женщины с детьми вышли на свободу сразу, а многим другим категориям заключенных были сокращены сроки.

Но в 90-е годы «акты гуманизма» чаще были связаны не с памятными датами, а с конкретными политическими событиями. Так, в результате первой в постсоветской истории амнистии, объявленной в феврале 1994 года свежеизбранной Государственной думой, на свободу вышли фигуранты «дела ГКЧП» и участники октябрьских событий 1993 года в Москве из числа защитников Верховного совета. «Это было связано с соглашением между властями, — вспоминает судья Пашин, который в начале 90-х работал в юридическом отделе аппарата ВС РФ. — Прибегли к этой форме, хотя уместнее было бы помилование. Сыграла свою роль и проблема расстрела Белого дома: Госдума приняла решение об амнистии всех участников этих событий, то есть, по сути, она амнистировала президента и его команду».

К политическим эксперты относят и три «кавказские» амнистии второй половины 90-х, под действие которых подпадали как боевики, так и военнослужащие федеральных сил, совершившие преступления и прочие «общественно опасные деяния». И лишь две амнистии (1997 и 1999 годов) не имели никакого особого повода и потому затрагивали традиционный для общеуголовных амнистий круг осужденных: участники войн и конфликтов, обладатели государственных наград, женщины с детьми, инвалиды, заключенные пенсионного возраста и те, кто совершил преступление по неосторожности.

Амнистия к 55-летию Победы, несмотря на некруглый юбилей, оказалась самой массовой за все двадцать постсоветских лет — на свободу вышли 206 тыс. человек, а всего под амнистию попало около полумиллиона (включая тех, кто отбывал наказание, не связанное с лишением свободы). Массовость объяснялась неслыханной для новой России гуманностью законодателей. В традиционный для Дня Победы список (ветераны, пенсионеры, женщины и т.п.) депутаты включили еще несколько крупных категорий: впервые осужденных на срок до трех лет (для женщин — до пяти), тех, кому до освобождения оставалось менее года, и тех, кто, имея длительные сроки (до десяти лет и более), отсидел уже две трети или три четверти положенного. Причем скостить срок Дума согласилась даже тем, кто сидел за тяжкие преступления.

Несмотря на почти советские масштабы, проект амнистии был утвержден без особых затруднений. «В Госдуме, как правило, амнистия принималась единогласно, — вспоминает эксперт Института прав человека Лев Левинсон (в начале 2000-х — помощник депутата Госдумы от СПС Сергея Ковалева). — Коммунисты относились более сдержанно, но поддерживали. МВД не поддерживало, зато ФСИН всегда был двумя руками «за». Ведь это было в те годы, когда широкая амнистия была нужна, потому что был миллион заключенных». Правда, не обошлось и без скандала: по словам Левинсона, уже после амнистии выяснилось, что в перечень амнистируемых «включили заведомо не имевших оснований туда попасть, чтобы вывести каких-то людей». Но в итоге «никого за руку не поймали».

На следующий год была объявлена специальная амнистия в отношении несовершеннолетних и женщин, в подготовке которой принимал участие и Лев Левинсон: «Мы продвигали идею, что все сидящие должны получить скидку если не на год, то хотя бы на полгода. Ну и был принцип, что хотя бы немножко амнистия должна коснуться всех осужденных — потому что в зоне очень ухудшается ситуация, когда одного заключенного освобождают, а другой остается без всякого снисхождения». ФСИН такой подход поддержал, и на свободу вышли 25 тыс. подростков. Как отмечает Левинсон, после этого не было уже ни одной амнистии, которая так существенно повлияла бы на численность осужденных.

Собственно, и самих-то общеуголовных амнистий за последующие двенадцать лет, если не считать двух «кавказских», случилось всего три: две были приурочены к очередным юбилеям Победы, а еще одна, в 2006-м, — к 100-летию российского парламентаризма. Но лиц, которых они затрагивали, с каждым разом становилось все меньше. Скажем, в 2005 году перечень амнистируемых ограничился всего двумя группами — непосредственно ветеранами войны и узниками нацистских концлагерей. При этом под амнистию впервые за многие годы не попали такие категории заключенных, как женщины с младенцами, несовершеннолетние, инвалиды и пенсионеры. А в 2010-м и вовсе случился громкий скандал: поначалу депутаты говорили о десятках и даже сотнях тысяч амнистируемых, но Кремль в итоге настоял на том, чтобы на свободу вышли только непосредственно ветераны — 63 человека.

Почему же амнистии в последнее десятилетие утратили былую массовость?

«В 90-х годах много людей сидело еще по советскому Уголовному кодексу. Соответственно, немножко изменяя сам УК и систему, мы давали свободу тем лицам, которые сели еще в советские времена, — объясняет председатель Комитета Госдумы по уголовному законодательству Павел Крашенинников (в 1998–1999 годах — министр юстиции РФ). — Но в 1996 году был принят новый УК, и по старому кодексу сидело все меньше и меньше людей».

Несколько другая версия у ветеранов системы исполнения наказаний. «Амнистии стали очень выборочными и малочисленными, потому что просто некого освобождать, — объясняет Вячеслав Селиверстов. — 80 % осужденных отбывают наказания за тяжкие и особо тяжкие преступления. Пять лет назад таких было 60 %, десять лет назад — 40 %. Спрашивается: и как тут проявлять милосердие?» По словам бывшего главы НИИ ФСИН, из-за этого руководство колоний даже испытывает серьезные затруднения с подбором заключенных в хозяйственную обслугу: раньше туда брали только тех, кто осужден за нетяжкие преступления, а недавно разрешили привлекать и тех, кто впервые сидит за тяжкие, но людей в хозобслуге все равно не хватает. «Также и с амнистией: можно освободить ветеранов, тех, кто награжден орденами и медалями, и так далее, — подытоживает Селиверстов.— Но в постановлении говорится, что нельзя освобождать злостных нарушителей режима, лиц, совершивших тяжкие и особо тяжкие преступления против личности. И у нас получится, что освобождать некого».

„

«80% осужденных отбывают наказания за тяжкие и особо тяжкие преступления. Спрашивается: и как тут проявлять милосердие?»

Что же в таком случае будет с институтом амнистии? И не означает ли нынешний тренд на неуклонное снижение числа выходящих на свободу, что амнистии скоро вовсе прекратятся? У экспертов на этот счет нет единого мнения.

«Вообще при нормальном, объективном и справедливом правосудии институт амнистии не должен применяться слишком уж широко, — рассуждает адвокат Генри Резник. — Ну что это такое: справедливый суд определил совершенно обоснованную меру наказания — и вдруг через год освобождаем? В общем-то, это дискредитация судебной власти». Но поскольку о «нормальном правосудии» в нынешней России речь не идет, амнистия, по мнению адвоката, превратилась в способ исправления несправедливых приговоров — тем более что институт помилования, активно использовавшийся именно с этой целью в 1990-е годы, ныне фактически не применяется. С этой точки зрения, считает Резник, обоснованно выглядит и нынешний проект амнистии по экономическим статьям: «Дела в отношении предпринимателей у нас рассматривались неправедно очень часто, там много дел заказных, на разных уровнях, где бизнесмены боролись со своими конкурентами».

«Если приговоры заказные и дела неправильные, то надо применять надзор или пересматривать приговоры, — заочно спорит с адвокатом Резником судья Пашин. — Или помилование должно быть — если человек осужден неправильно, но власть хочет сохранить лицо. А амнистия — это огульное милосердие по формальным соображениям».

«Амнистии должны быть, но лучше, чтобы УК был приличный, — предлагает третий путь законодатель Крашенинников. — Надо посмотреть, правильно ли судебная машина работает в широком смысле. И если мы видим, что какая-то часть людей по каким-то статьям не представляет опасности и криминогенная обстановка от амнистии не ухудшится, почему бы это не сделать?»

Впрочем, власть, возможно, опасается не самой амнистии, а реакции на нее со стороны обычных граждан. Ведь большинство россиян, как не раз отмечали социологи, горячо поддерживают курс на ужесточение всех и всяческих наказаний и к всепрощению явно не склонны. А одобрять непопулярные в народе меры в условиях постоянно падающих рейтингов руководители страны вряд ли могут себе позволить.

Особенно негативно может быть воспринята обществом как раз амнистия для предпринимателей. «К среднему бизнесу относятся с доверием всего 24 % респондентов, к крупному — 16 %, — поясняет эксперт «Левада-Центра» Денис Волков. — И когда мы спрашивали людей о налоговой амнистии, ее поддерживали лишь 31 % опрошенных — тогда как, например, за амнистию для чеченских боевиков, не совершавших тяжких преступлений, выступали 46 % респондентов». К тому же, как подчеркивает социолог, в массовом сознании тема несправедливо осужденных предпринимателей, по сути, отсутствует. «Поэтому можно предположить, что большое количество опрошенных просто затруднится ответить на вопрос об экономической амнистии, — говорит Волков. — Но будет много и тех, кто отнесется к ней отрицательно, полагая: «Раз сидит, значит, виновен».