Тюремная безнадега

О том, что денег на масштабную реформу тюрем и колоний, задуманную в 2009 году еще предыдущим начальником пенитенциарного ведомства Александром Реймером, не хватит, было понятно, как только объявили о ее начале. Уж слишком громадные задачи ставили перед собой тюремщики: перепрофилирование колоний в тюрьмы, строительство новых. Еще в 2009-м правозащитники говорили: реформирование тюрем прежде всего должно привести к тому, чтобы людей, отбывавших там наказание, содержали в нормальных условиях, чтобы их там нормально кормили, лечили, а не калечили. А вот с этим, как оказалось, ничего сделать невозможно. То есть было бы возможно, если бы изначальные установки в тюремной системе были иными. Если бы тюремщики понимали, что люди, наказанные несвободой, не должны подвергаться дополнительному наказанию: голоду, унижениям, побоям.

История 26-летнего Леонида Бажанова, о которой мне рассказала его сестра, поразила меня своей обыденностью и жутковатой типичностью. Его, осужденного на шесть лет за разбой, направили отбывать наказание в Мордовию. Его привезли в одну из колоний, в которых новоприбывших ждет «прописка». Происходит это так: едва зэки выходят из автозаков, на них напускают собак, бьют дубинками, пропускают через строй тюремщиков. В результате «прописки» у Бажанова — травма позвоночника. Левая нога практически онемела, и передвигаться он теперь может только в инвалидной коляске. Сестра Бажанова Екатерина позвонила мне и спросила, что с этим делать. Брата положили в тюремную больницу. На свидании, куда они приехала вместе с матерью, она была потрясена его видом. «Еще несколько месяцев назад это был высокий, симпатичный молодой человек, а теперь худой, изможденный, волочащий ногу, незнакомый мне парень», — рассказала Екатерина. Свидание было через стекло, по телефону, брат знаками дал понять, что больше всего боится, что из больницы его отправят в ИК-19, где его искалечили. Жаловаться он не может — будет только хуже. Лечить его толком не лечат, делают уколы, левая нога с каждым днем теряет чувствительность. Я посоветовала Екатерине написать Уполномоченному по правам человека, в Президентский совет по правам человека, послать телеграмму начальнику УФСИН Мордовской области. Советовала и думала: не повредят ли эти жалобы ее брату? Но что может быть хуже в его положении?

У Екатерины нет денег нанять адвоката, который мог бы поехать в колонию — требовать, чтобы Бажанова отправили на обследование, мог бы проследить, чтобы его дальше не прессовали. Сама она тоже часто туда ездить не может: у нее двое маленьких детей. На местных правозащитников надежды нет: председатель общественной наблюдательной комиссии Геннадий Морозов — в прошлом сотрудник Мордовской УФСИН. И вряд ли он станет помогать зэку. Значит: безнадега.

На фоне этой мордовской безнадеги вполне вегетарианскими кажутся тяготы, которые испытывает под домашним арестом главная фигурантка дела «Оборонсервис» Евгения Васильева. Ее адвокат жалуется, что московские тюремщики надели на его подзащитную электронный браслет, а следователь разрешил гулять «не более часа в день», хотя в законе написано «не менее одного часа».

Я ничуть не злорадствую и совсем не хочу, чтобы госпожа Васильева оказалась в Мордовии, в стране зэков и ментов, где человек человеку по-прежнему волк и где не действует закон. Единственное, что сегодня может изменить эту чудовищную систему — если те, кто на общественной лестнице стоит достаточно высоко, вдруг осознают, что и они, и их близкие могут однажды попасть под каток судебной и тюремной системы, и хорошо бы, если бы там были хоть какие-то правила и законы, а иначе хана.