Скандал с запросами Следственного Комитета и прокуратуры в Государственную Думу о снятии со справедливоросса Геннадия Гудкова депутатской неприкосновенности, по мнению экс-лидера экс-Правого Дела Ирины Хакамады, "носит символический характер": "Мне кажется намечается политический кризис. Главной отличительной чертой его в России всегда является раскол элиты".
Мне кажется, в данном случае Ирина Хакамада путает два отчасти внешне схожих, но совершенно разных по своей природе историческо-политических паттерна. Условно говоря, "Казнь Карла I Стюарта" и "Утро стрелецкой казни". Вроде бы, и там, и там - "раскол элит". Однако очень разный, согласитесь, раскол...
Для того, чтобы показать на конкретных примерах, чем отличается реальный конфликт элит (и общества в целом) с авторитарной властью - от банальной царской охоты на смутьянов и бунтовщиков, предлагаю вашему вниманию небольшой исторический очерк.
ОЛИГАРХИЯ КАК ГЕНЕРАЛЬНАЯ РЕПЕТИЦИЯ ДЕМОКРАТИИ
Даниил КОЦЮБИНСКИЙ, "Дело", «Дело», 21.08.2000 г.
Если представить историю становления демократии в виде школьной «ленты времени», то мы обнаружим, что лишь самый ее хвостик - только XX век, да и то не целиком, - приходится на ту «пору прекрасную», когда в общественное самоуправление стали вовлекаться широкие народные массы. Все остальное время демократия представляла собой ту или иную разновидность олигархии, или «правления немногих». Таким образом, именно олигархия является колыбелью и предтечей современной либеральной демократии.
Короли лавировали, лавировали, да не вылавировали…
Становление современной европейской демократии началось с борьбы против королевской власти за свои привилегии средневековых «олигархов» — аристократов-феодалов.
Короли, разумеется, пытались, насколько хватало сил, укротить сепаратистские устремления своих вассалов. Однако последним все же удалось отстоять свое право на политическую автономию.
В итоге в Западной Европе уже в IX веке сложился своеобразный компромисс. Король, во-первых, обязывался покровительствовать своим вассалам, а во-вторых, признал их право передавать владения по наследству. Феодалы, в свою очередь, за это приносили своему королю присягу вассальной верности, обещая оказывать ему военную помощь.
Обе стороны имели право расторжения договора в случае, если вторая сторона нарушала какие-либо из оговоренных условий. При этом положение «нижестоящих» выглядело, по традиционно-русским («московским») меркам, сказочно привилегированным. Так, например, феодал мог заключить вассальный договор сразу с несколькими королями.
Европейские монархи должны были смириться с тем, что вассалы почитали их всего лишь «первыми среди равных» и беседовали со своими сюзеренами, не снимая ни оружия, ни головных уборов.
Так появился первый в истории человечества пример равноправных отношений выше- и нижестоящих органов власти и сформировалась основа, на которой в дальнейшем сформировалось современное конституционное право.
В дальнейшем выработанную феодалами равноправно-договорную систему отношений переняли те, кто находился на более низкой социальной ступени: средневековые горожане.
Под руководством богатейших купцов (городских олигархов) – бюргеры научились договариваться между собой и организованно добиваться автономии от своих сеньоров-феодалов, создав представительные органы городского самоуправления.
Королевская власть, наблюдая за тем, как ее подданные энергично эмансипируются, стремилась перехватить инициативу, пытаясь лавировать между вольнолюбивыми феодалами и не менее вольнолюбивыми горожанами. Лавирование это уже в Новое время завершилось ограничением монархической власти и принятием конституций, гарантирующих основные личные, политические и хозяйственные права граждан.
Тот факт, что историческая заслуга утверждения основ конституционного и гражданского права, в первую очередь, принадлежит именно высшим сословиям («олигархам»), сумевшим дать солидарный отпор авторитарным поползновениям королевской власти, проще всего проиллюстрировать на классическом во всех смыслах английском примере.
Как известно, в большинстве стран средневековой Европы, где крупнейшие феодалы сумели добиться для себя исключительных привилегий, доминировал принцип: «Вассал моего вассала - не мой вассал».
В то же время в Англии после ее завоевания в 1066 году нормандским герцогом Вильгельмом установилась более «жестко-вертикальная» модель: «Вассал моего вассала - мой вассал». Неудивительно, что именно в этой стране местные вольнолюбивые олигархи (бароны) раньше других начали организованно бороться против королевского произвола.
Впрочем, до поры до времени английским королям удавалось держать своих баронов (также прибывших в Англию из Нормандии) в ежовых рукавицах, играя на том, что местное англо-саксонское население (крестьяне, горожане и мелкие рыцари) относилось к своим сеньорам-иностранцам враждебно.
Так, сын Вильгельма Завоевателя Генрих I, захвативший престол при непосредственной поддержке баронов, в дальнейшем постарался «равноудалиться» от них, опираясь в этом стремлении уже на рыцарей и горожан.
Генрих II Плантагенет решил продвинуться в вертикально-укрепляющем направлении еще дальше: распустил наемные отряды феодалов, разрушил «незаконно» выстроенные ими замки, расширил компетенцию королевских судов в ущерб феодальным.
Чтобы ослабить свою зависимость от баронского войска, обязал вассалов платить «щитовые деньги» — налог для оплаты наемного войска. Начал завоевание Ирландии («английской Чечни»). 35-летнее правление энергичного Генриха, однако, не сломило стремления баронов к независимости: король умер в разгар мятежа своих вассалов как в Англии, так и на континенте.
По мере того как, с одной стороны, этнические различия между баронами и прочими англичанами стирались, а с другой, королевский произвол все усиливался, в стране стали формироваться предпосылки для создания широкого антикоролевского фронта.
Чаша народного терпения переполнилась в начале XIII века. Очередной король — Иоанн Безземельный, продолжавший линию на подавление «олигархов» и в этой связи активно упражнявшийся в произвольных конфискациях земель, арестах и казнях неугодных баронов, досаждал всем без исключения сословиям тем, что вел на континенте дорогостоящие войны, позорно проигрывая их одну за другой.
Кроме того, в 1213 году, после неудачного конфликта с Папой, Иоанн был вынужден признать себя его вассалом и обязался ежегодно отправлять в Рим 1000 ф. ст., что означало резкое усиление налогового гнета.
Воспользовавшись всеобщим недовольством, в 1215 году бароны при поддержке рыцарей и горожан начали войну против Иоанна. Лондонцы открыли восставшим ворота, и 15 июня 1215 года король был вынужден подписать Великую Хартию вольностей - первую в истории человечества Конституцию.
Отныне королю разрешалось взимать со своих вассалов субсидии только с их разрешения. Хартия также запрещала королю арестовывать баронов и лишать их имущества без судебного приговора их пэров (то есть равных).
Мелкому рыцарству и горожанам Великая Хартия 1215 года дала несравнимо меньше, а громадной массе лично зависимых («крепостных») крестьян - вилланов - не дала вообще ничего. И в этом смысле она, конечно же, была всецело «олигархическим» документом.
Олигархическую сущность самой древней Конституции подчеркивает и тот факт, что соблюдение королем положений Хартии должно было контролироваться комитетом из 25 баронов, получивших право поднять вооруженное восстание в случае невыполнения монархом своих обязательств.
Иоанн, заручившись поддержкой Папы, разумеется, тут же нарушил положения Хартии. Это привело в 1216 году к войне, в ходе которой король умер, так и не сумев отменить действие Хартии.
Правление следующего короля - Генриха III - стало кульминацией солидарной борьбы различных классов английского средневекового общества против королевского произвола. Поводом к началу открытого противостояния послужила очередная заморская военная авантюра, на осуществление которой Генрих потребовал у баронов треть всех доходов страны. В итоге весной 1258 года разъяренные бароны ворвались с оружием в руках в королевские покои и потребовали проведения политических реформ. Одним из наиболее активных лидеров баронского сопротивления стал Симон де Монфор, граф Лестер.
Король был вынужден пойти на серьезные уступки и даровал баронам т. н. Оксфордские провизии (гарантии), согласно которым в стране фактически устанавливался режим баронской олигархии: власть короля резко ограничивалась и передавалась совету из 15 баронов, трижды в год должен был собираться «парламент», состоящий из 27 крупнейших баронов.
Через год под влиянием, в первую очередь, Симона де Монфора, бароны добились от короля издания так называемых Вестминстерских провизий, в которых делались уступки свободным крестьянам, горожанам и мелким рыцарям.
Король, разумеется, попытался восстановить status quo ante. С этой целью он получил у Папы разрешение нарушить клятву, данную в Оскфорде. В 1262 году Оксфордские провизии были отменены.
Немедленно началась война, в ходе которой объединенная коалиция баронов, рыцарей и горожан во главе с Симоном де Монфором одержала решающую победу над королем в битве при Льюисе. Генрих и его сын Эдуард попали в плен.
В 1265 году де Монфор, став фактическим диктатором Англии («средневековым Кромвелем»), поспешил созвать первый парламент, куда вошли не только его собратья-бароны, но также рыцари (в качестве представителей графств) и горожане.
В дальнейшем в рядах восставших, как это часто бывает, начался раздор. В том же году де Монфор был разбит троекратно превосходящими его королевскими войсками и погиб вместе с сыном и верными ему рыцарями, отказавшимися сдаться в плен, в битве при Ившеме.
Однако, несмотря на трагический ис¬ход борьбы графа Лестерского против произвола «исполнительной вертикали», главный результат этой борьбы оказался незыблем: парламент с тех пор созывается в Англии регулярно.
Доступ к телу — венец общему делу!
В отличие от европейских феодалов, древнерусские бояре так и не сумели выстроить с князьями четкую договорно-правовую лестницу отношений (западная историческая наука поэтому отказывается называть древнерусский общественный строй феодальным).
Тем не менее, на протяжении столетий в русской истории складывались ситуации, когда в противовес авторитарно-монархической вырисовывалась робкая демократическая (точнее, олигархическая) альтернатива.
Находившийся в орбите европейской политической и хозяйственной культуры Новгород добился в XII-XV вв. реальной политической независимости, стал республикой (власть в ней принадлежала вечу, в котором ведущую роль играли крупнейшие торгово-боярские фамилии) и перешел к договорной системе отношений с князьями. Его примеру позднее последовали Псков и Вятка, находившиеся в орбите новгородского влияния.
Однако в 1470-1478 гг. Иван III, воспользовавшись противоречиями внутри новгородского общества, завоевал и уничтожил боярскую республику, после чего уничтожил, частично казнив, частично выслав, практически всю новгородскую элиту.
А спустя 100 лет Иван Грозный подверг физическому уничтожению практически весь город, стерев остатки воспоминаний о его прошлом республиканском величии...
В период Смуты, в начале XVII века, представители московского боярства дважды попытались - по примеру польских магнатов - хоть чуточку ограничить власть русских царей.
Первый раз в 1606 году, когда заставили царя Васи¬лия Шуйского поцеловать крест и поклясться никого не судить и не наказывать «без боярского приговора».
Второй раз в 1610 году, когда Семибоярщина во главе с кн. Ф.М. Милославским заключила договор с польским королевичем Владиславом, обусловив его восшествие на русский престол целым рядом оговорок, включая недопустимость конфискации вотчин, поместий и жалования, казней и ссылок без суда, а также внесения изменений в законы без согласия боярской думы.
Итог известен. В Нижнем Новгороде собралось православно-патриотическое ополчение, и в 1613 году на Земском соборе в России вновь было, вместо полуконституционной олигархии, восстановлено неограниченное самодержавие...
Эти и подобные им факты русской истории нынешние адепты «государственничества» обычно комментируют так: «Незачем лить слезы по нашим олигархам! Россия - не Англия. Дай нашим князьям да боярам власть - обдерут народ, как липку, развалят страну и сдадут супостатам!».
Однако в действительности даже русская, и впрямь диковатая олигархия на поверку оказывалась более просвещенной и либеральной, чем современный ей русский абсолютизм.
Яркий пример - Верховный Тайный совет (ВТС), созданный Екатериной I из высших сановников в 1726 году и просуществовавший вплоть до воцарения Анны Иоанновны в 1730 году.
В противовес ультра-этатистской и протекционистской политике Петра I, ВТС проводил в целом умеренно-либеральную линию. Ликвидировал страшное детище петровской эпохи — Тайную канцелярию. Принял постановление о ликвидации нерентабельных государственных предприятий. Запретил владельцам частных предприятий покупать землю с крестьянами, что косвенным образом поощрило становление рыночных, а не крепостнических отношений в промышленной сфере. Был снова открыт Архангельский порт, разработан вексельный устав, отменены некоторые казенные монополии и ряд специальных внутренних торговых сборов. Поощрялась торговля с Сибирью и Средней Азией.
Были значительно снижены таможенные ставки на импортные товары и на экспорт некоторых видов сырья. Иностранным купцам разрешили свободный въезд и торговлю в русских городах. Был сокращен катастрофически раздувшийся при Петре госаппарат. ВТС фактически отказался от присущих политике Петра I глобальных геоополитических проектов, в том числе на Балтике и Каспии.
Однако самое главное - то, что Верховный тайный совет попытался ввести в России конституционную монархию по типу шведской, пригласив курляндскую герцогиню Анну Иоанновну на русский престол не просто так, а на определенных «кондициях». Согласно им, императрица не могла без согласия ВТС объявлять войну, заключать мир, даровать чин выше полковника, жаловать вотчины и деревни, назначать в придворные чины, распоряжаться государственными финансами и гвардией, выходить замуж и назначать преемников, а кроме того, обязывалась: «У шляхетства живота и имения, и чести без суда не отымать». Нарушение этих условий влекло за собой лишение престола.
Однако масса рядового российского дворянства и особенно гвардейцы усмотрели в сложных хитросплетениях либерал-консерваторов из ВТС только одно: стремление получить - в обход прочего шляхетства - эксклюзивный «доступ к телу», а значит, к милостям и пожалованиям. А потому Анну Иоанновну горячо попросили ни в коем разе не подписывать никаких обязательств.
25 февраля 1730 г. императрица публично надорвала «Кондиции», а 4 марта того же года упразднила ВТС. Шанс установить за исполнительной вертикалью хотя бы частичный, полуконституционно-олигархический контроль российская элита в очеред-ной раз упустила.
Впереди ее ждал десятилетний кошмар «слова и дела» и подноготная правда возрожденной из небытия Тайной канцелярии...
Времена меняются, нравы остаются
Сказанного, думается, вполне довольно для того, чтобы сделать небольшое обобщение.
Средневековые европейские монархи - так же, как и русские цари и императоры, да и новейшие российские генсеки и президенты, - стремились сконцентрировать в своих руках все нити управления. Но на Западе авторитарным поползновениям королей с самого начала активно и, главное, солидарно с прочими свободными сословиями, сопротивлялись феодалы, на протяжении долгих столетий являвшиеся коллективным гарантом сохранения относительной гражданской и политически свободы.
И лишь тогда, когда у пробудившихся вслед за феодалами к самостоятельной политической жизни представителей «третьего сословия» (буржуазии) достало сил на то, чтобы в одиночку бороться за свои права, а при необходимости и рубить головы королям - то есть к XVII XVIII векам - аристократы отошли в историческую тень.
Современная либеральная демократия, разумеется, далека от этих кровавых эксцессов эпохи «демократического роста».
Однако, окидывая взором весь путь, пройденный европейцами за последнюю 1000 лет, следует признать, что отправной точкой этого славного путешествия во времени явилась солидарная борьба европейских аристократов против королевского произвола. В основе этой борьбы лежали инстинкт корпоративной (общественной) солидарности, готовность к самопожертвованию во имя общего блага и, наконец, элементарное чувство собственного правового достоинства.
Именно эти свойства души позволили европейцам более 700 лет назад заложить основы политической системы, именуемой ныне либеральной демократией.
Оригинал здесь
Tweet
