Большая белая клетка для подсудимых — к решеткам пристегнуты три пары наручников. В клетке на узкой лавке, почти прижавшись друг к другу, трое: Маша Алехина, Катя Самуцевич, Надя Толоконникова. Второй день судебного процесса начался в зале у судьи Марины Сыровой. Туда пустили около двух десятков журналистов: в коридоре суда шла настоящая битва за доступ в зал суда. По непонятной причине перед самым началом судебных слушаний пресс-секретарь Хамовнического суда заявила, что процесс будет проходить не в большом зале, где он проходил в первый день, а в зале поменьше. Естественно, все пришедшие на суд журналисты туда попасть не смогут. Журналисты возмущались, приставы гнали их вниз по лестнице, стоял дикий гвалт и шум. В конце концов в зал смогли пройти только те, кто пришел в суд раньше других — за час-полтора до начала судебных слушаний.
«Время ходатайств закончилось»
Две лавки из трех занимают потерпевшие, их девять человек: три женщины и шесть мужчин. Все, кроме Дениса Истомина (активист «Национального собора»), работают в храме Христа Спасителя.
Их интересы представляют трое адвокатов: Лариса Павлова, Лев Лялин и Алексей Таратухин. Адвокаты сидят за столом вместе с двумя гособвинителями — прокурором Никифоровым и прокуроршей Васильевой.
Напротив — адвокаты подсудимых: Виолетта Волкова, Марк Фейгин и Николай Полозов.
Судья Марина Сырова — дама в черной мантии с бантиком, лет за сорок, аккуратно причесана, красный маникюр, золоченый браслет на правой руке, очки в тонкой оправе. Взгляд из-под очков, как у учительницы химии или политэкономии: вопросы задает громким, хорошо поставленным голосом. Ведет процесс властно, делает замечания обоим сторонам процесса, но почему-то кажется, что сторона обвинения ей как-то стилистически ближе.
Судебное заседание началось с того, что подсудимые хотели заявить ходатайство. «Время ходатайств закончилось», — заявила судья. Точно так же говорила судья Тверского суда Елена Сташина Сергею Магнитскому на судебном заседании 12 ноября 2009 года за четыре дня до его смерти.
Защита возражает: по закону ходатайства можно заявлять в ходе всего судебного процесса. Судья отмахивается от адвокатов и приглашает к трибуне Василия Цыганкова, алтарника храма Христа Спасителя, признанного пострадавшим по делу. Он выводил девушек из храма после прерванного панк-молебна.
Четыре минуты и пять месяцев в СИЗО
Брутальный парень в белой майке и джинсах с толстой цепью на шее отвечает на вопросы своего адвоката Ларисы Павловой. Вопросы касаются устройства храма Христа Спасителя, расположения амвона и солеи. Потом свои вопросы начинает задавать Маша Алехина. Она очень бледная, под глазами черные круги, говорит четко, но чувствуется, что волнуется, читает по блокноту: «Мы сопротивлялись? Дрались, когда вы нас выводили из храма?»
Цыганков отвечает: «Не помню, кажется, агрессии не было».
«Сколько длилось наше выступление, на сколько времени мы помешали общественному порядку в храме?»
«На две-четыре минуты», — говорит Цыганков.
«Вы слышали мой текст, в котором я приносила свои извинения верующим? Как вы воспринимаете эти извинения?» — спрашивает Алехина.
Потерпевший долго молчит, адвокат Павлова ему что-то подсказывает и наконец он говорит: «У меня прощения просить не надо, просите у Бога».
Маша Алехина: «Но меня судит не Бог».
Судья Сырова интересуется: «Вы приняли извинения подсудимой?»
«Да, принял», — вздыхая отвечает потерпевший.
Не так каются
Маша Алехина потом спросит и у другого потерпевшего, алтарника Павла Железова, как он воспринял ее извинения. И он, окончивший семинарию и духовную академию педагог-катехизатор, скажет: «Я не принимаю эти извинения. Они извинились за то, что нарушили церковный порядок, покаяния и раскаяния в том, что они совершили, я ни разу не слышал».
Тема извинения, покаяния и прощения становится одной из главных на процессе. Вопросы об этом задают все: адвокаты потерпевших, подсудимая Алехина, судья Сырова. Один из потерпевших Денис Истомин, который сидит рядом с корреспондентом The New Times, высказывает свое мнение: «Если бы они признали свою вину, давно бы уже в колонию поехали, там лучше, чем в СИЗО».
В конце допроса прокурор Никифоров спрашивает потерпевшего алтарника: «Как вы относитесь к тому, что они не признают свою вину?»
Судья Сырова, не дав ответить потерпевшему, высказывает свое мнение: «Может, они в ходе судебного процесса изменят свою позицию. Вы принимаете их извинения?»
Потерпевший алтарник: «Это не является покаянием. Они не просят прощения за святотатство и богохульство».
Маша Алехина объясняет: «Меня обвиняют в хулиганстве, а не в богохульстве». И спрашивает, почти как школьница: «Как должно осуществлять покаяние?»
Алтарник Железов: «Вы же крещеная, пойдите в церковь и покайтесь. Или напишите публичное письмо о покаянии в интернете».
«Я сижу в тюрьме, — очень спокойно объясняет Маша. — Меня не пускают в церковь в тюрьме. И в тюрьме нет доступа к интернету».
Инквизиция в квадрате
Потом судья допрашивает других пострадавших, и повторяется то же самое: они снова говорят о покаянии, о недостаточности извинений, о богохульстве и святотатстве. Постепенно создается впечатление, что потерпевшие не очень понимают, в чем обвиняют девушек из группы Pussy Riot. Они не понимают, что их обвиняют в хулиганстве, а не в богохульстве. Они не понимают, что эти девушки уже шесть месяцев сидят в СИЗО за то, что всего лишь на четыре минуты нарушили общественный порядок в храме Христа Спасителя. Они не понимают, что на суд их поднимают в шесть утра, они не успевают ни выпить чашку чая, ни принять душ, которого, впрочем, в их тюремных камерах нет. Не понимают, что, проявляя жестокость и немилосердие по отношению к подсудимым, ссылаясь при этом на оскорбление чувств всех православных, они искажают сущность православного вероучения и сущность христианства. «Бог — есть любовь», — говорится в Евангелии.
Здесь же, в Хамовническом суде, от людей, называющих себя православными христианами, мы слышим слова, которые отдают глухим средневековьем. Здесь, в Хамовническом суде, в XXI веке мы присутствуем на классическом инквизиционном процессе, где инквизиционность российского правосудия слилась в экстазе (да простят мне читатели подобный стиль, иначе просто не скажешь!) с дремучим и кондовым православием.
Сопротивление
И как этому противостоять?
Этому противостоят три молодые девушки, которые пытаются объяснить свою позицию, доходчиво и твердо, как, например, Надя Толоконникова: «Нам, как и многим нашим согражданам, неприятно коварство, лукавство, мздоимство, лицемерие, стяжательство и беззаконие, которыми грешат нынешние начальства и власти. Поэтому мы были расстроены политической инициативой патриарха и не могли об этом не сказать. Выступление в храме Христа Спасителя не было совершено по мотивам религиозной вражды и ненависти. Равно как и не было в нас ненависти к социальной группе православных верующих».
И Маша Алехина: «Целью нашего выступления было привлечение внимания российского духовенства, настоятеля храма Христа Спасителя, патриарха Кирилла. Мы, как представители своего поколения, в недоумении от его действия и призывов. Мы хотели и хотим диалога. Целью привлечения внимания было вопрошание к владыке Кириллу на его неоднократные высказывания о том, что православные должны голосовать за Путина. Я — православная, но придерживаюсь других политических взглядов, и вопрос мой состоит в том, как быть».
Это выдержки из заявлений Марии Алехиной и Надежды Толоконниковой, зачитанных в суде.
После прочтения этих заявлений вряд ли у здравомыслящего человека останутся сомнения: в Хамовническом суде идет политический процесс, и подсудимых судят за убеждения.
Среди тех, кто противостоит инквизиционному правосудию, адвокаты подсудимых. И в этом они напоминают знаменитых адвокатов, участвовавших в советское время в процессах по делу диссидентов.
Большинство задаваемых адвокатами вопросов снимаются судьей, прокурор и адвокаты потерпевших обвиняют их в непрофессионализме и попытках политизировать и затягивать процесс. А они продолжают упорно гнуть свою линию: в действиях их подзащитных нет состава преступления, судья ведет процесс с обвинительным уклоном, нарушает состязательность процесса. Они заявляют судье отводы, она сама их рассматривает в совещательной комнате и сама же в этих отводах себе отказывает. Абсурд?
Абсурд в высшей степени.
Выдавить адвокатов
Вся проблема российских политических процессов: каким бы замечательным ни был адвокат, если приговор уже написан заранее (а в этом деле у меня нет сомнений, что приговор обвинительный, вопрос лишь в сроках, реальном или условном), то адвокат ничего сделать не может. Он не может убедить судью в своей правоте. И адвокаты, которые так страстно стоят на стороне своих подзащитных, редкость. Адвокаты по делу Pussy Riot — из их числа.
Их из процесса пытаются выдавить разными способами.
По информации The New Times, к одной из подсудимых в СИЗО наведываются ходоки, которые уговаривают ее сменить защитника. Для чего это делается практически за неделю до приговора? Похоже, что это одна из очередных попыток расколоть сплоченность подсудимых, заставив кого-то из них признать свою вину и оговорить остальных.
В гостях у судьи Данилкина
После перерыва судебное заседание неожиданно вновь возвращают в зал заседаний председателя суда Виктора Данилкина и подсудимых приводят в стеклянную клетку-аквариум, где сидели Ходорковский и Лебедев. Почему произошла смена декораций? Как объяснили The New Times в Верховном суде, решение о месте проведения процессов в районных судах принимает председатель Мосгорсуда Ольга Егорова. Похоже, что после критических публикаций о том, что журналистам ограничивают доступ к процессу, «начальница московского правосудия» смилостивилась и таки обеспечила гласность.
В большом зале прохладно и много места, его хватает для всех журналистов.
Процесс продолжается. Допрашивают охранника Сергея Белоглазова. Он служил в Афганистане и говорит, что родительские молитвы спасли его от смерти. Поэтому, когда он стал свидетелем панк-молебна в ХХС, он «оцепенел», а потом уже на следующий день посмотрел ролик в интернете, и там было «упоминание Богородицы и что-то про Путина». После пережитого оскорбления Белоглазов два месяца не мог работать в храме.
Адвокат Марк Фейгин несколько раз пытался выяснить у него, в соответствии с какими инструкциями охрана осуществляет свою деятельность в храме и почему он, выведя девушек из храма, не дождался приезда полиции и не сдал ей участников панк-молебна.
Адвокат Белоглазова просил судью снять этот вопрос. И судья его послушалась — вопрос сняла. Тогда Фейгин спрашивает по-другому: «В каких случаях вы вызываете милицию?»
«Если бы человек разбил или испортил икону, например», — отвечает Белоглазов. Тем самым косвенно подтверждает, что не считал действия, совершаемые девушками в ХХС, серьезным правонарушением.
Смех в зале вызвало его заявление о том, что «феминизм» и «феминистки» — бранные и неприличные слова.
Мне же охранника Белоглазова стало жаль. Потому что он, пожалуй, единственный из всех потерпевших — какой-то человечный. На вопрос прокурора, прощает ли он подсудимых, он сказал: «Должен православный человек прощать. Я прощаю. И зла не держу».
Процесс продолжится завтра, будут допрашивать свидетелей обвинения.
По прогнозам адвокатов, судья может уже на следующей неделе вынести приговор. И это будет приговор не только участницам группы Pussy Riot, но и той части Русской Православной Церкви, которые не умеют прощать и любить, как это заповедовал им Бог, в которого они вроде бы веруют.
Рисунок Виктории Ламаско
Tweet
