#Родное

Деньги в гору

09.11.2011 | Хазов Сергей | № 37 (222) от 07 ноября 2011 года

Карачаево-Черкесия: кого «кормят» на Кавказе
18_240.jpg
Поселок Малокурганный
Деньги в гору. Пока патриотическая оппозиция требует «Хватит кормить Кавказ», а госкорпорация «Курорты Северного Кавказа» обещает инвестировать в регион триллионы рублей, жители сел в Карачаево-Черкесии пьют грязную воду и пытаются удержать своих детей от ухода в лес. Как живут будущие миллиардеры и будущие террористы — наблюдал The New Times

«Все друг к другу ходят на свадьбы, все дружат, ни о какой национальной напряженности речи нет», — говорит Магомед Цагов, глава администрации поселка Малокурганный. Это в десятке километров от Карачаевска, одной из «столиц» Карачаево-Черкесской республики (КЧР). Двенадцать лет назад республику чуть не взорвал конфликт между титульными нациями — карачаевцами и черкесами. Только ввод внутренних войск МВД удержал тогда ситуацию. С тех пор об этнических противоречиях все местные стараются не вспоминать, но в республике все равно неспокойно. Ищут парней, стрелявших 31 октября в полицейских в селе Учкекен — это меньше двух часов на машине от Малокурганного: следователи уверены, что это те же бандиты, которые в начале сентября обстреляли полицейских в Ставропольском крае. Учкекен близко от границы со Ставропольем, да и Кабарда от него недалеко — малокурганцы говорят, что на границе всегда с криминалом были проблемы: «Там люди развращенные — там деньги крутятся, Минводы, курорты всякие, заводы водочные…»
18_490.jpg
Покинутые полуразрушенные дома в Малокурганном не редкость

18_240_02.jpg
Дом у трассы купить — все равно что в рубашке
родиться. Арбузный сезон приносит немалую
прибыль, а заодно можно и нежданных
гостей попотчевать

100 км от Минвод

От Минвод до Малокурганного удалось доехать быстро: дороги в КЧР на удивление хорошие, так что даже старенький «Москвич» шел более-менее ладно. Вокруг поля, за которыми чернеет горная гряда, а за ней — раздвоенным пиком Эльбрус. На въезде в республику на КПП в канаве — БТР, готовый в любую минуту перекрыть трассу. Водитель даже не приглушал музыку (играл местный хит: «Не нужны мне чужестранки, все отдам ради любимой дагестанки»), полицейские бегло осмотрели машину, и едем дальше.

Селения в КЧР, многие из которых раньше были шахтерскими поселками, мало чем отличаются от деревень в средней полосе, разве что горы вокруг. Деревянные, иногда каменные дома, деревенские заборы, чьи-то куры гуляют по проезжей части, старуха гонит прутиком задумчивую корову. Подъезжаем к дому тети Веры и дяди Миши, местных патриархов. Они давно на пенсии, но дел невпроворот: вокруг крутятся дети, племянники, невестки, двоюродные братья, все со своими маленькими и не очень чадами, за которыми нужно смотреть, делать с ними уроки, кормить и воспитывать. Так сталкиваешься с первым неписаным местным правилом: все должны друг другу помогать — кто-то сидит с чужими детьми, кто-то встречает в аэропорту заезжих журналистов.

Кабан в помощь

Зарина и Коля — живут через два дома от дяди Миши — поженились три года назад. «Собирались путешествовать, — смеется Зарина, — хоть Москву посмотреть, но сумели только два раза в роддом съездить». Семья по местным меркам благополучная: у обоих есть работа. Зарина — учительница в школе, а Коля — водитель на цементном заводе. Зарплаты для КЧР тоже приличные: у Зарины — 6 тыс., у Коли — 8 тыс. Но вот прожить на эти 14 тыс. на четверых очень трудно. «Приходится крутиться, — говорит Зарина, — после уроков огородом занимаюсь, хозяйством… А то посуду вот у себя на родине, в Дагестане, куплю, а потом тут продам». Но все подработки случайны, огород все-таки не фермерское хозяйство и обеспечивать семью круглый год не может. На мясо денег почти никогда не хватает, поэтому пока Зарина собирает груши, Коля идет на охоту. «Оружие у всех есть, и в сезон мужики бегают по горам с собаками и гоняют кабанов по старинке. Но это для спорта, — объясняет Коля, — а для жизни так: выкапываешь ямку на огор оде и зарываешь туда кукурузу». Кабаны, большие охотники до чужих огородов, приходят с наступлением темноты, и тут главное не промахнуться. Мяса обычно хватает на пару дней, но зато используют его всюду: и суп харчо из кабанятины, и макароны по-флотски с ней же. «Мы свою добычу едим, а мусульмане, к примеру, продают, — объясняет Коля, — килограмм стоит 80 рублей, а в кабане от 60 до 100 кг чистого мяса».

Впрочем, формально этих кабанов в природе не существует: на весь Карачаевский район в этот сезон выделено всего 10 лицензий на охоту. Но почти каждая местная семья и в сезон, и в межсезонье кормится именно за счет этих самых кабанов.
 

Говорят, что французы миллиарды евро дадут, корейцы, еще австрийцы. Если хоть немного нам достанется — будем жить, как богачи  


 

18_240_03.jpg
 Нарзан — подчас единственный источник
 питьевой воды. Но если нет машины, чтобы
 добраться до источника, приходится
 довольствоваться неочищенной водой
 из-под крана
Ложка меда

Зарабатывать приходится на всем. Дядя Миша, к примеру, поставил на огороде ульи. Меда с них не так много, снимают его один или два раза за сезон, но зато по весне продают пчелиные семьи. «К нам приезжают питерские и московские пчеловоды, покупают пчел, которые на них работают всего одно лето. Зимой они замерзают, и весной приходится закупать новых», — объясняет дядя Миша. С каждого улья выходит до 6 тыс. рублей минус расходы на сахар, которым нужно кормить пчел, чтобы они не летали лишнего. Дело идет хорошо: в прошлом году на огороде стояло только два улья, а в этом уже 12.

Кто-то делает глиняные сувениры и возит их за 70 км на Домбай продавать туристам, кто-то вяжет (черкесы гордятся шерстью своих овец), кому-то повезло купить дом на трассе, где можно открыть небольшое кафе или просто торговать со стола фруктами. «При желании заработать можно всегда, только вот приходится делать по сто дел сразу, — усмехается дядя Миша. — Но шабашки хороши, когда есть основная работа, а с этим плохо. Раньше тут были угольные шахты, но вот уже много лет, как все позакрывалось. Есть цементный и гипсовый заводы. Есть тепличный комбинат, на котором выращивают овощи для Москвы. Но этого мало». Самое обидное для местных, что на производстве щебня и гравия, на винно-водочных заводах работы не найти: «Их все москвичи скупили, нас со стороны туда не берут», — жалуются местные.

Уровень безработицы в КЧР составляет 8,7%, это чуть больше общероссийского уровня (6,2%), и этим цифрам вполне можно верить: каждый, кто может получить лишнюю копейку на бирже, этот шанс не упускает. Но молодежь старается уехать. Кто в Ставрополь, кто в Краснодар. В Москву редко уезжают, слишком далеко. Среди тех, кто остается, многие начинают пить, кто-то подсаживается на наркотики, кто-то соблазняется шальными деньгами и «уходит в лес»* * Так в северокавказских республиках называют «сотрудничество с бандформированиями». . «В общем, сила воли нужна, чтобы работать в таких условиях», — говорит малокурганский старейшина.

Впрочем, все в Малокурганном уже слышали, что в республику скоро придут очень большие деньги. Говорят, что французы миллиарды евро дадут, корейцы, еще австрийцы. «Если хоть немного нам достанется — будем жить, как богачи», — смеется Коля* * Французский банк Caisse des Depots et Consignation объявил о намерении инвестировать в российский Кавказ более $10 млрд. Около миллиарда готова вложить южнокорейская энергетическая компания, нашлись крупные инвесторы и в Австрии, где в вопросах туристического бизнеса разбираются совершенно профессионально. . Действительно, госкорпорация «Курорты Северного Кавказа» рассчитывает в ближайшие 10 лет привлечь в регион более 5 трлн рублей инвестиций. Часть всех этих триллионов и миллиардов достанется Карачаево-Черкесии, на территории которой будут строить горнолыжный курорт Архыз.

В Малокурганном про Архыз хорошо знают — до него всего 80 км, но боятся, что работы там не получат: «Кто их знает, может, турок наймут или все местным достанется». Если знаменитый Домбай — условно черкесская территория (с преобладанием русских), то район Архыза населен в основном карачаевцами.
18_490_02.jpg
Мусульман в КЧР примерно столько же, сколько и христиан, и мечети встречаются так же часто

Вода с помойки

Но пока выживать только на одних надеждах и силе воли тяжело. Власти мало помогают, и жить автономно не получается.

В 2011 году «Карачаево-Черкесскгаз» выделил 21 млн рублей на газификацию республики. В списке населенных пунктов, куда должны протянуть ветку трубопровода, стоит и Малокурганное. Вообще-то газ здесь есть давно, но только в половине села. Ко второй половине трубы собираются подвести вот уже много лет. «Говорят, денег нет, — машет рукой дядя Миша. — Каждый раз говорят, что сделают в следующем году, но мы уже никому не верим». Если в доме нет газа, приходится покупать газовые баллоны, зимой, с учетом отопления, на газ тратится порядка 12 тыс. рублей, летом — меньше (это, напомним, при зарплате на двоих в 14 тыс.). «Да и был бы газ в тех баллонах нормальный, — жалуются местные жители, — а то ведь разбавляют его чем-то. Иногда только баллон поставишь, а он гаснет через пару дней. Проверить, конечно, невозможно». Глава Малокурганного Магомед Цагов на проблему смотрит с оптимизмом: «Я говорил с газовиками, говорил с правительством области, писал письма, в следующем году газ будет во всем поселке. 150% вам даю, что будет!»

Другая проблема — питьевая вода. Колодцев на Кавказе почти нет: до воды не докопаться. А в местный водопровод вода забирается из реки Кубань, но напрямую, никаких очистных сооружений тут никогда не было. Так что зимой вода чистая, а осенью и летом, если идут дожди, коричневая, такая же, как в бурлящей горной Кубани.

«Ладно, дожди, а вот тут у нас соседи из села Хумара устроили помойку, — показывает другой сельчанин Сергей. — По закону это их земля, хотя она напрямую к нам примыкает. Помойка эта прямо на берегу речушки Кубрань, впадающей в Кубань через пару километров. Понятно, что когда идут дожди, то все, что смывается в реку, оказывается потом в нашей кастрюле».

«Летом тут вообще два месяца воды не было. Это в самый сезон, когда поливать огороды нужно. Глава администрации в отпуске, больше обратиться не к кому, — вторит Сергею дядя Миша, — так что если есть машина, ездим на родники, а если нет, приходится покупать воду в магазине». Но вот в школе и в детском саду особенно на эту тему не беспокоятся и готовят на воде из-под крана. По словам местной учительницы, к ним приезжали однажды эксперты из санэпиднадзора, но «ничего плохого не нашли. Им вода понравилась».

«Очистных сооружений и правда нет, — соглашается Магомед Цагов, — есть дренаж, в котором вода отстаивается и потом подается в трубы. Но в следующем году должны подвести воду из водохранилища, на котором есть вся необходимая очистка. Всего 2–3 км труб осталось проложить».

18_240_04.jpg
Малокурганное стоит на перекрестьи
важнейших путей
Форма в оплату

У 15-летнего Арсена — мечта: уехать в Москву и поступить в военное училище. «У меня там тетя живет», — это все, что он может сказать о своем московском будущем, но и этого всем его сверстникам кажется достаточно.

Про школу Арсен рассказывает охотно. Учиться интересно и не очень сложно, ЕГЭ Арсен не боится, потому что сдают его тут просто: экзамены пишут на дому учителя, показатели по школе никто портить не хочет. «Вот только спортивного зала нет, — жалуется мальчик, — есть стадион, там коровы пасутся, так что прежде чем бегать или в футбол играть, приходится убирать».

Директор школы Леля Шхагошева подтверждает, что спортзал — одна из главных проблем школы: «УКС* * Управление капитального строительства. республики начало его строить, но так и не закончило, а нам откуда взять денег? Ну а на стадионе, конечно, коровы. Но на ограду тоже нет средств». Про федеральную программу развития спорта Леля Шхагошева где-то слышала, как и про программу развития Кавказа, но денег этих в школе пока не видели. «Пока что Москва нам спустила только наказ оптимизировать работу, чтобы повысить зарплаты учителей. Каждый учитель должен вести около 30 часов в неделю, чтобы получать 10 тыс. рублей. Но если с учителями математики и английского проще, то остальным приходится «оптимизироваться»: географы ведут биологию, специалисты по информатике — ИЗО и физкультуру. У нас теперь все учителя широкого профиля».

Зато деньги нашлись на введение новой формы, без которой, по словам сельчан, грозились не пускать на уроки. «Комплект стоит 2 тыс. рублей, натуральная дерюга, носить невозможно, — жалуется Наталья, мать двоих школьников. — Ходят слухи, что это сестра директора съездила в Беларусь, пошила там эту форму, а теперь вот ищет, как продать. У меня таких денег нет, а некоторые уже купили». Шхагошева коммерческую заинтересованность отрицает, а новую форму защищает: «Прекрасная форма, недорогая. Юбки по 300 рублей, костюмы на мальчиков по 1000, попробуйте купите что-то дешевле! И никого мы не принуждаем, хотят — пусть в другом месте покупают, главное, чтобы было в школьных стандартах: все черное или темно-синее. А то вырядятся в рубашки с декольте да в джинсы, из-под которых нижнее белье вылезает, куда это годится?»

Дружба народов

Большинство жителей Малокурганного составляют русские и черкесы, но есть также абазины, карачаи и даже украинцы, потомки скрывавшихся в этих краях казаков. Арсен тоже ни о каком национализме не слыхал, его лучший друг — русский мальчик Сергей. «Карачаи, конечно, иногда хамеют, — говорит Арсен, — но вообще класс у нас дружный». Его родители (отец — абазин, мать — черкешенка) тоже дружат со всеми независимо от национальности. «Если они его в Москву отправят, значит, точно в лес не уйдет. Так правильно будет», — говорит дядя Миша, малокурганский патриарх.





×
Мы используем cookie-файлы, для сбора статистики.
Продолжая пользоваться сайтом, вы даете согласие на использование cookie-файлов.