«Мне все равно, что с вами будет»

24 октября Тверской суд Москвы должен был рассмотреть жалобу Натальи Гулевич по поводу изменения ей меры пресечения. Она содержится в СИЗО с декабря 2010 года, а с января 2011-го — в больнице Матросской Тишины: сидит по все той же печально известной ст. 159 ч. 4 УК РФ («Мошенничество в особо крупном размере»). В тюрьме у 52-летней Гулевич отказал мочевой пузырь, ей установили катетер. Она похудела на 17 килограммов. За восемь месяцев тюремные врачи так и не смогли поставить ей диагноз. В Боткинской больнице, куда ее срочно госпитализировали и где провели полостную операцию, диагноз также поставить не смогли. Тюремные врачи отправили Гулевич на медобследование в городскую больницу № 20 — и там у нее не нашли заболеваний, которые бы препятствовали ее содержанию под стражей. «Болезни Гулевич связаны с урологией, а в 20-ю горбольницу подозреваемых или обвиняемых направляют для освидетельствования по профилю эндокринной системы, расстройства питания, болезней нервной системы, — говорит адвокат Анна Ставицкая. — Заключение врачей этой больницы не может служить основанием для вывода о том, что у нее отсутствуют заболевания, перечисленные в постановлении правительства России № 3».

Адвокат Ставицкая обратилась в Европейский суд по правам человека. «Ответ из Страсбурга пришел через два дня, — рассказала она The New Times. — Судьи задали вопросы правительству РФ о состоянии здоровья Гулевич и ее лечении. После этого в СИЗО ей стали регулярно промывать катетер, а Мосгорсуд отменил постановление Тверского суда от 4 октября о ее содержании под стражей и назначил новое судебное рассмотрение на 24 октября. Мы надеялись, что судьи на этот раз исполнят решение Мосгорсуда и изменят меру пресечения на залог или домашний арест».

Не тут-то было. Заседание было назначено на 11 утра. Но председатель суда Игорь Алисов срочно уехал в Мосгорсуд, и заседание перенесли на 14 часов. В конвойном помещении Тверского суда корреспонденту The New Times удалось поговорить с предпринимательницей. «Меня сегодня подняли в шесть утра, — рассказала она. — Когда я залезала в автозак, то дверью прищемила шнур катетера, он порвался, пришлось перевязать его бинтом, но все равно оттуда капает». Гулевич говорит, что перед отправкой в суд врачи даже не измерили ей давление, хотя это положено по закону.

Жалобу Гулевич рассматривал судья Алексей Криворучко, известный тем, что два года назад во время заседания по делу юриста Сергея Магнитского отказал ему в стакане кипятка — Магнитский хотел заварить лапшу из сухого пайка, выданного в тюрьме. К доводам адвокатов Гулевич о тяжелом состоянии ее здоровья и о том, что согласно президентским поправкам в УПК обвиняемой следует изменить меру пресечения, судья Криворучко остался глух.

«В изоляторе — антисанитария, дальнейшее пребывание там Гулевич может привести к инфицированию почек и летальному исходу», — заявила адвокат Ставицкая. Но судья Криворучко продлил обвиняемой арест до 7 ноября.

Муж Гулевич Валерий — бывший военный, журналисты и правозащитники — не его круг, потому о ситуации с Натальей долгое время мало что было известно. Но когда понял, что она может в тюрьме не выжить, бросился на защиту супруги как в последний бой. Валерий говорит, что Наталью держат под стражей, чтобы заставить ее признать свою вину в мошенничестве при заключении кредитных договоров с Номос-банком.

Наталья от сделки отказалась, и в декабре 2010 года ее арестовали. Несколько раз за время ее пребывания в тюрьме следователи и оперативники предлагали ей признать вину в обмен на освобождение, особенно когда ее здоровье серьезно ухудшилось.

«Меня вызвал к себе сотрудник оперчасти СИЗО «Матросская Тишина» майор Ряскин, — рассказала Гулевич The New Times. — А потом в его кабинет пришли оперативные сотрудники 10-го ОРБ ДЭБ Следственной части МВД подполковники Илья Колесников и Дмитрий Иванов. Они предложили мне пойти на «особый порядок»**Обвиняемый признает вину, и дело рассматривается без свидетелей, причем суд не может дать более двух третей верхнего предела. В случае с Гулевич речь шла о сроке, не превышающем 6 лет и 8 месяцев, при максимальном наказании по ст. 159 ч. 4 УК — 10 лет лишения свободы.. В ответ обещали уладить все разногласия с Номос-банком. В нарушение закона разговор происходил без адвоката».

В интервью The New Times Василий Чабров сказал, что считает Гулевич симулянткой: «Она получает всю необходимую медицинскую помощь. Самые лучшие врачи-диагносты — это тюремные врачи. При необходимости Гулевич лечат в лучших больницах Москвы. А в материалах дела есть допросы врача-невролога, который говорит, что она склонна к симуляции, есть допросы врачей СИЗО, которые также говорят об этом. Что касается обвинения, то состав преступления в ее действиях полностью доказан. Я уверен, что в отношении Гулевич будет вынесен обвинительный приговор. А отпускать ее из-под стражи нельзя — она сбежит». Это стандартное объяснение, когда президентские поправки игнорируются. На судей не действуют даже самые серьезные диагнозы. Так, 24 октября был оставлен под стражей коллега Гулевич по несчастью, тоже бизнесмен Станислав Канкия. Суд не счел нужным изменить ему меру пресечения, несмотря на тяжелый инсульт. А врачи 20-й больницы, куда Канкия госпитализировали, констатировали у него серьезные мозговые нарушения, но посчитали годным к содержанию под стражей, хотя бизнесмен ослеп на один глаз. «Врачи в СИЗО мне заявили, что, если с мужем что-то случится, они за это отвечать не будут», — сказала The New Times его жена Тина Канкия. Тюремные врачи ничего не боятся, потому что никто из них ни разу не был привлечен к уголовной ответственности за халатность или неправильное лечение больных, говорит адвокат Владимир Жеребенков и напоминает: «Согласно заключению судмедэкспертов, моя подзащитная Вера Трифонова умерла по вине врачей СИЗО «Матросская Тишина»: они нарушили методику ухода за гемодиализным катетером, промывая его раствором гепарина в концентрации в 200–400 раз меньшей, чем было необходимо. Образовался тромб, который стал причиной смерти Трифоновой. Но никто из врачей так и не понес наказания».

Московские тюрьмы, конечно, не исключение. Ровно то же самое происходит и в провинции, просто огласки меньше. Например, почти 1,5 месяца потребовалось адвокатам 63-летнего предпринимателя Агабека Бадалова, который страдает нарушениями сердечно-сосудистой системы, чтобы судья отправила его на судебно-медицинскую экспертизу в Краснодарскую тюремную больницу. Родственники обращались к депутатам, отправляли телеграмму Путину: по словам близких Бадалова, только после этого судья Темрюкского районного суда Елена Курбанова заметила, что почти на каждое заседание Бадалову вызывают в суд скорую.

«Постановление правительства об освобождении больных заключенных из-под стражи не работает, — говорит правозащитник Лев Пономарев. — Все как будто сговорились, чтобы заключенные умирали: следствие, медсанчасть изолятора, руководство местных тюремных ведомств, врачи гражданских больниц, которые меняют свои заключения под давлением следователей и оперативников». 26 октября Пономарев должен был выступать на заседании Общественной комиссии при Мосгорсуде с докладом о делах предпринимателей. Но выступление перенесли на 14 ноября, а журналистов, правозащитников и адвокатов на заседание не допустили. В ведомстве главы Мосгорсуда Ольги Егоровой уверены: тяжелобольные зэки подождут.