Я пишу эти заметки, поскольку хочу передать небезразличным людям то, что ощутил сам, попав в тюрьму
По прошествии времени, из обычной жертвы превратившись в заинтересованного наблюдателя, я обнаружил, что тюремный контингент для многих остается terra incognita. А ведь здесь — каждый со-
тый житель нашей страны, через тюрьму проходит каждый десятый (если уже не каждый седьмой) мужчина.
Причем тюрьма одинаково кошмарно влияет на большинство и «сидельцев», и «охраняющих». И еще неизвестно, на кого больше.
Обществу что-то надо делать с этой бедой. А для начала о ней надо знать.
Сегодняшний мой рассказ — об «охраняющих».
Сергей Сергеевич
Свободнее прочих в тюрьме ощущают себя сотрудники оперативного отдела. В просторечии — опера. Их официальная задача — предотвращать задуманные преступления и раскрывать уже совершенные. Поэтому они мало ограничены тюремными правилами. Зуботычины и многочасовые разговоры, мобильные телефоны и наркотики — вот далеко не полный список их обычного арсенала.
Опера, как правило, — люди, умеющие и любящие общаться. И говорить, и слушать. Впрочем, бывают исключения.
Двадцатисемилетний начальник оперативного отдела по фамилии Пельше, чье труднопроизносимое имя-отчество по общему согласию давно упростили до Сергея Сергеевича, разговаривать не любит. Упершись в лицо собеседника характерными прозрачно-льдистыми глазами, он отчаянно «буксует» в плену похмыкиваний и междометий. Пока трезв.
Собственно, трезвым он бывает редко. Горящие, как стоп-сигналы, слегка оттопыренные уши и легкий запах гарантируют хорошее настроение и гладкую речь их обладателя. Одновременно предупреждая неосторожных: «Не болтай». Профессиональная оперская память алкоголем не выключается.
Впрочем, уж совсем неразговорчивым собеседникам Сергей Сергеевич вполне может помочь своими, далеко не легкими, кулаками. Бьет он профессионально — следов минимум, а человек неделю охает и писает кровью. Большим грехом здесь такой «разговор» не считают. Общее мнение — не зверь, «вольные опера» работают гораздо жестче.
Помимо кулаков Сергей Сергеевич может и чаем с конфетами угостить, и сигарет дать, и даже позвонить по своему мобильнику позволит. Телефончик, конечно, потом перепишет себе в память.
Приезжающие комиссии Сергей Сергеевич воспринимает, как неизбежное зло. В чем не отличается от всех прочих обитателей колонии. Деньги, чтобы кормить эти многочисленные комиссии, Сергей Сергеевич, как правило, собирает с сотрудников. Но если дело близится к получке, то может послать за «поддержкой» к «сидельцам».
Арестанты к проблеме относятся с пониманием и скидываются. Впрочем, иногда вместо этого просят «продать» обратно что-либо из ранее отнятого — обычно телефон или какой-нибудь другой «запрет». Иногда «высокие договаривающиеся стороны» приходят к консенсусу, тогда происходит сделка.
Суду и комиссиям Сергей Сергеевич врет, не задумываясь.
— Сергей Сергеевич, кто написал это объяснение на двух листах? — спрашивает судья.
— Осужденный Бадаев, собственноручно, — четко отвечает Пельше. — Там написано.
— Но Бадаев неграмотный, у него это в личном деле отмечено. Два класса образования!
Молчит Сергей Сергеевич, горят стоп-сигналы… Кто-то может подумать, что ему стыдно. Но мы-то знаем причину. И думает Сергей Сергеевич в это время о своем. Суд ему — «до лампочки». Не «до лампочки» осужденному Бадаеву, но сам Бадаев тоже всем — «до лампочки».
В тяжелые годы реформ представители преступного мира (так называемые смотрящие) кормили тюрьму, предотвращали ненужные конфликты между арестантами, а кроме того, внедряли криминальную идеологию. Теперь тем же занимаются Сергей Сергеевич и его коллеги, фактически готовя будущую «пехоту» преступного мира.
«Ты — не человек, и вокруг тебя — не люди!» «Слушать надо только начальство и не думать, исполняя команду!» «Меньше думаешь — лучше живешь!»
Такие «максимы» вбиваются в головы 18–25-летних арестантов. В результате доля возвращающихся назад, в тюрьму, чудовищна. Те, кто остается в нормальной жизни, делают это не благодаря, а вопреки.
Собственно, поэтому никто особо не удивляется, когда поддавший чуть больше обычного Сергей Сергеевич на общем построении орет во всю глотку: «Кто здесь смотрящий?! Я здесь смотрящий!!!»
Действительно, он.
— Сергей Сергеевич, — говорю я, — ведь если вас и ваших коллег поменять местами с нынешними заключенными, разницы никто особо не заметит?
— Не заметит, — соглашается Сергей Сергеевич и, похоже, нимало не огорчен этим обстоятельством. Он такой же, как все.
Безмолвные
Иногда происходящее в тюрьме кажется моделью нашей обычной жизни «за забором», доведенной до гротеска. У нас сегодня и на свободе часто трудно отличить рэкетира от сотрудника официальной структуры. Да и есть ли оно, это отличие, для обычного человека?
А мы, те, кто боится отстаивать свои права, кто адаптируется, прикрываясь личиной покорности? Не становится ли наша защитная личина лицом? Не превращаемся ли мы постепенно в рабов безмолвных и безответных, но готовых на любую гнусность по команде «сверху»?
Когда я уезжал из колонии, Сергей Сергеевич сам нес мои вещи до машины.
— Не возвращайтесь, пожалуйста, в нашу колонию, — попросил он. — Без вас спокойнее.
Через 4 года колония сгорела дотла. Ее сожгли те самые безмолвные зэки.
* Продолжение. Начало см. в The New Times №№ 27 и 29, 2011 г.
Tweet
