Засекреченный путч

Двадцать лет назад один из авторов этих строк, отозванный из отпуска для поддержки ГКЧП, стремглав летел из Одессы в Москву, вооружившись красной книжечкой сотрудника спецназа внешней разведки КГБ СССР, в которой на развороте удостоверения было написано: «Всем должностным лицам оказывать предъявителю незамедлительное содействие». С момента получения телеграммы-вызова дорога из санатория КГБ в Одессе до ружпарка* на загородной базе «Вымпела»** в Балашихе заняла чуть более четырех часов. К изумлению спецназовца его тут же отправили обратно отдыхать. «Ты — в отпуске. Я тебя здесь не видел!» — сказал начальник отдела. Но еще более удивительным было то, что начальник советской внешней разведки****Комната для хранения оружия и боеприпасов.

** Группа специального назначения КГБ СССР «В», или «Вымпел» была создана в 1981 году по инициативе тогдашнего председателя КГБ Юрия Андропова для проведения секретных силовых операций за рубежом.

*** До осени 1991 года — Первое главное управление (ПГУ) КГБ СССР, ныне — СВР.

**** Регистрационный № 2490-К, от 9 декабря 1989 года, гриф «Совершенно секретно, Особая папка».

***** Протокол № 175 заседания Политбюро ЦК КПСС от 22 декабря 1989 года, регистрационный № П175/41, гриф «Совершенно секретно, Особая папка». Леонид Шебаршин, которому подчинялся «Вымпел», как сообщили позже СМИ, весь день 19 августа демонстративно играл в теннис.

Подготовка к августу 1991-го началась еще в декабре 1989-го. С подачи председателя КГБ Владимира Крючкова, подготовившего записку «О создании в войсках КГБ СССР дивизии специального назначения»****, Политбюро ЦК приняло решение поддержать предложение КГБ*****, и уже 4 декабря 1990 года на основании директив министра обороны СССР № 314/3/01 и № 314/3/02 была осуществлена передача 103-й гвардейской воздушно-десантной дивизии ВДВ и 75-й мотострелковой дивизии (ЗакВО) в состав Комитета госбезопасности.

Именно шеф КГБ стал лидером ортодоксов. Крючков опирался не только на Комитет госбезопасности, но и на руководство Минобороны, и на генералов ВПК. Еще в сентябре 1990-го в «Правде» был опубликован манифест ВПК «Статус — оборонке», который подписали 46 генералов, от директоров заводов до генеральных конструкторов крупнейших космических и военных фирм страны. Манифест был своего рода предупреждением: военно-промышленный комплекс (на него работало 75% экономики страны, и он же был крупнейшим землевладельцем) не намерен делиться властью и собственностью.

А уже в декабре 1990-го стал складываться собственно заговор. 9 декабря, как следует из имеющейся в распоряжении The New Times объяснительной записки допрошенного по делу ГКЧП полковника Алексея Егорова**Занимал в 1991 году должность помощника первого зампреда КГБ Виктора Грушко., он и его шеф были вызваны к Крючкову. Там уже был генерал Владимир Жижин, заместитель начальника ПГУ, в прошлом — руководитель аппарата главы КГБ и доверенное лицо Крючкова. Егорову и Жижину было поручено составить и написать план заговора: записку о первоочередных мерах «по стабилизации» обстановки в стране на случай введения чрезвычайного положения и возможный сценарий развития событий. Также, по словам Егорова, они должны были подготовить проект указа президента Михаила Горбачева и постановления Верховного Совета СССР о введении чрезвычайного положения.

В феврале 1991 года на стол Горбачеву легла аналитическая записка, подготовленная в КГБ, «О политической обстановке в стране». В записке говорилось: «Анализ сложившейся ситуации требует серьезного критического осмысления того, насколько адекватны сформированные почти шесть лет назад понятия демократизации и гласности их нынешнему практическому воплощению... Учитывая глубину кризиса и вероятность резкого осложнения обстановки, нельзя исключить возможность образования в соответствующий момент временных структур в рамках осуществления чрезвычайных мер».

19 марта 1991 года тайным приказом Крючкова за номером 0036 управление КГБ по Москве и Московской области, которое находилось в ведении московских властей, было переподчинено центральному аппарату Комитета — в Москве у власти были демократы, Крючков не мог оставить им такой важный инструмент контроля.

Тогда же, в марте, на Лубянке был создан Оперативный штаб КГБ СССР. А в апреле — Управление по руководству специальными частями войск КГБ.

5 августа Крючков вновь вызвал к себе своего зама Грушко, Егорова и Жижина. Там же, в кабинете Крючкова, присутствовал и посланец министра обороны СССР Дмитрия Язова — командующий ВДВ генерал-лейтенант Павел Грачев, в скором будущем министр обороны России. По словам Егорова, Крючков поручил подготовить еще одну, более подробную аналитическую записку на предмет введения в стране чрезвычайного положения. Работа должна была вестись конспиративно. Грачев с Егоровым и Жижиным отправились писать документ на оперативную дачу Второго главного управления (контрразведка), расположенную неподалеку от деревни Машкино, по дороге на Ленинград.

15 августа начальник 12-го отдела КГБ Евгений Калгин и начальник управления правительственной связи Анатолий Беда получили указание Крючкова: поставить под контроль все переговоры абонентов правительственной связи**Старший оперативный контролер 3-го отделения 6-го отдела 12-го отдела КГБ СССР прапорщик Татьяна Ларина в объяснительной записке сообщает следствию по делу о ГКЧП: «17 августа приступила к работе в 15:00. На контроле стояли объекты: Яковлев А.Н., Полторанин М.Н., Силаев И.С., Шеварднадзе Э.А., Кузнецов Б.А. 20 и 21 августа у меня по расписанию были выходные. Меня вызвали для работы в ночь с 21-го на 22-е августа (21.30 — 8.00). Контролировала объекты 181-182 и 183-184 рабочих участков: аппараты Руцкого, Янаева, Хасбулатова, Силаева, Ельцина, Лукьянова, Бурбулиса»..

17 августа в состояние повышенной боевой готовности были приведены спецназ 7-го управления КГБ Группа «А» (известна как Группа «Альфа»), спецназ ПГУ — Отдельный учебный центр (под этим названием в документах КГБ фигурировала Группа «В», или «Вымпел»). Они были переброшены в Москву и размещены в клубе имени Дзержинского.

Дальше — указ ГКЧП, танки, де-факто арест Горбачева, чрезвычайное положение. Переворот случился. А спустя два дня стало понятно, что путч провалился.

Почти все странности августовской истории были видны уже тогда, в 1991 году. Во-первых, о подготовке переворота знали — пусть немногие, но обладающие властью и средствами. Об этом знали американцы: госсекретарь Джеймс Бейкер предупреждал своих советских коллег. О возможности путча говорили и вышедшие из Политбюро Эдуард Шеварднадзе и Александр Яковлев.

Во-вторых, шеф КГБ Крючков, готовивший путч с 1989 года, не воспользовался ни одной возможностью силового решения (а они у него были!) Бездействие и откровенная апатия путчистов были в те дни очевидны всем: утром 19 августа, уже после трансляции заявления ГКЧП в Москве и других крупных городах, продолжали работать все телефоны, факсы, самолеты спокойно вылетали из Шереметьево, не было и ожидаемых арестов…

Наконец, самое удивительное: дело ГКЧП — этой нелепой на первый взгляд попытки заговора — до сих пор засекречено. Как рассказала The New Times Ирина Вирганская, дочь Михаила Горбачева, когда недавно она запросила протокол собственного допроса, ей ответили официальным отказом. Находящаяся на пенсии следователь прокуратуры по особо важным делам Валентина Филиппова, работавшая по делу ГКЧП в составе следственной группы прокуратуры РФ, сообщила The New Times: «Дело давнее, но гриф «Совсекретно» по нему никто не отменял. И вообще — всех нас, работавших по делу ГКЧП, вместе ни разу не собирали. Каждый занимался отдельными эпизодами, но цельной картины, кроме умершего 7 лет назад руководителя следственной группы Сергея Аристова, не знал никто». И даже ветераны спецподразделения «А», давно ушедшие в отставку, согласились говорить с The New Times об августовских событиях только на условиях анонимности.

После путча в сообщениях СМИ появилась информация, что спецназ КГБ в лице его руководителей отказался выполнять распоряжения ГКЧП. За что же тогда после окончания путча попал в немилость командир Группы «А» Виктор Карпухин**Герой Советского Союза генерал-майор Виктор Карпухин — один из основателей подразделения спецназначения КГБ СССР «А». Во время штурма резиденции Хафизуллы Амина в Афганистане руководил одной из боевых групп, обеспечивших успех всей операции.? Что-то в этой широко растиражированной в СМИ легенде явно «не било».

Рядовые сотрудники групп «А» и «В» действительно не хотели никого убивать. Но решали не они, решал тогда только один человек — председатель КГБ СССР Крючков. И он, как стало известно в ходе расследования The New Times, не принял принципиального решения перейти к активным действиям как минимум дважды.

Первый раз — в момент, когда на даче Ельцина в Архангельском собралось все руководство мятежной Российской Федерации. Анатолий Собчак в своих воспоминаниях эмоционально пишет о том, что в этот опаснейший для Ельцина и его команды момент «Альфа» просто опоздала их захватить. Но Группа «А» никуда не опаздывала. 60 бойцов самого известного в СССР спецназа КГБ во главе с самим Карпухиным были от Ельцина и членов российского правительства на расстоянии нескольких сотен метров: они скрытно расположились на рубежах атаки и были полностью готовы к штурму. По словам Карпухина, он лично пять раз связывался с Крючковым и запрашивал добро на захват.

Больше того, перехватив переговоры Карпухина с шефом КГБ, офицеры охраны из Девятого управления КГБ (ныне — ФСО), закрепленные за дачей Ельцина, связались с Карпухиным и попросили «не мочить своих». «Если надо, мы их тут сами повяжем!» — обращались офицеры личной охраны к коллегам «ашникам». Но Крючков почему-то добро не дал.

Второй раз Крючков отказался от использования Группы «А» в момент собственного пленения 22 августа 1991 года в аэропорту Внуково-2 после возвращения из Фороса. И опять прикрепленные к Крючкову офицеры спецназа не собирались сдаваться и отдавать шефа без боя.

— Подчиняйтесь! — приказал шеф КГБ старшему «ашнику» Коростелеву.

— Да мы же их порвем! — попытался возразить старший из прикрепленных от Группы «А» офицеров.

— Сдайте оружие! — в приказном порядке снова потребовал от «ашников» Крючков.

Легенда о том, что группы «Альфа» и «Вымпел» не подчинились приказу ГКЧП, впоследствии позволила этим подразделениям выжить, но к истинному положению дел она не имеет никакого отношения. «Вымпел», и особенно более близкая к Крючкову «Альфа», напрямую подчинявшиеся главе Комитета, могли стать тем самым хрестоматийным для России отрядом «офицеров императорской гвардии», способным осуществить устранение или арест ельцинской команды. Но их об этом никто не попросил. Почему? Недоумевала не только элита советского спецназа КГБ.

По сообщению аналитика Ленгли Фрица Эрмарта, процитированного Строубом Тэлботтом в мемуарах, «не было свидетельств о каких-либо перемещениях, которые надо было ожидать перед путчем. Заговорщики не провели серьезной подготовки: не было ни массированного передвижения войск и танков, ни перерыва в работе средств связи, ни глушения западных радиопередач, ни облавы на популярных руководителей реформ». Источники американцев докладывали, что «танки и бронетранспортеры на улицах Москвы не проявляли признаков боевой готовности к захвату политической власти». По словам Тэлботта, Колин Пауэлл, в то время председатель Объединенного комитета начальников штабов США, позвонил министру обороны США Дику Чейни, находившемуся в этот момент в самолете № 1 вместе с президентом Бушем: «Что-то происходит, но происходит не по учебнику. Этих парней послали в Москву без поручений!»

Обескураженность американцев понятна: опыт в организации государственных заговоров у КГБ был, и неплохой. Тот же Карпухин получил Звезду Героя за умелый штурм дворца Амина в Афганистане, а среди командного состава «Вымпела» было немало офицеров, отвечавших за подготовку и проведение операции «Шторм 333»**Кодовое название операции по проведению государственного переворота в Афганистане, осуществленной сводными отрядами офицеров КГБ «Гром» и «Зенит» в декабре 1979 года., ставшей мировой классикой в практике осуществления государственных переворотов. Так что людей, знавших глубинные основы организации государственных заговоров не в теории, а на деле, под рукой у Крючкова хватало. Одна из главных загадок ГКЧП — почему Крючков не использовал их потенциал?

Еще одна загадка: как мог многоопытный Крючков, помогавший Андропову подавлять венгерское восстание 1956 года, допустить, чтобы переворот — а это прежде всего ответственная спецоперация — возглавили не контролирующие себя пьяницы и случайные люди, названные Дмитрием Язовым «бражкой» ГКЧП? Ведь добрая половина путчистов в самый ответственный момент устроила грандиозную пьянку. С алкогольными отравлениями и гипертоническими кризами. Так, премьер-министр Павлов, в задачи которого входили ультимативные переговоры с правительством Ельцина, в тот момент, когда оно собралось под контролем Группы «А» на даче в Архангельском, был мертвецки пьян. «В сознание меня уже привели врачи, вызванные на дачу на следующее утро», — объяснял Павлов следственной группе свое поведение в самые ответственные минуты путча. Вице-президент Янаев, чьи руки во время пресс-конференции путчистов говорили красноречивее слов, как выяснило следствие, согласился стать лидером и лицом ГКЧП лишь в ночь с 18 на 19 августа! «И тут я дрогнул и согласился подписать (Заявление советского руководства. — The New Times), оговорив это тем, что я буду исполнять обязанности президента не более двух недель», — читаем мы в протоколах допроса Янаева. А если бы не дрогнул? Был ли запасной вариант?

И Василий Стародубцев**Герой Социалистического Труда, лауреат Госпремии СССР, в 1991 году был председателем Союза аграрников РСФСР и Крестьянского союза СССР., с которым у шефа КГБ были добрые личные отношения, по словам близких родственников Владимира Крючкова, тоже был приглашен в команду мятежников в самый последний момент. Да и то с одним лишь смыслом — символизировать поддержку ГКЧП «широкими массами тружеников села». Как мог Крючков не видеть, что переворот превращается в оперетку?

Символом официальной версии провала путча быстро стало утверждение Василия Стародубцева: дескать, «в составе ГКЧП не было никого, кто мог бы стрелять в собственный народ». Такой же версии придерживается семья бывшего шефа КГБ Крючкова, один из членов которой, попросив не называть его имени, в интервью The New Times заявил, что еще участие в венгерских событиях 1956 года было для Крючкова огромным личным потрясением, что уж говорить про 1991-й. Этой же версии придерживаются и победители. В интервью The New Times один из самых активных участников команды Ельцина Геннадий Бурбулис, занимавший во время путча пост государственного секретаря России, так прокомментировал отсутствие решительности у заговорщиков: «Безусловно, опыт Крючкова, который многое видел, многое знал, многое понимал, подсказывал ему по итогам 19-го числа, что, может быть, искренняя идея защитить привычное представление о Советском Союзе, которой руководствовались убежденные члены ГКЧП, абсолютно консолидированное желание не допустить начала подписания договора Союза суверенных государств 20 августа вели их на это преступление. Но они изначально не хотели крови, они изначально не хотели борьбы с народными выступлениями».

Есть и другая версия.

Нерешительность Крючкова, его отказ от ареста (или устранения) Ельцина силами Группы «А» объясняется просто: средства прослушки — напомним, личным распоряжением Крючкова все переговоры высокопоставленных советских руководителей (Ельцина, в том числе) были поставлены под контроль — зафиксировали звонок Ельцина генералу Павлу Грачеву утром 19 августа. На вопрос Ельцина «Могу ли я на вас рассчитывать?» тот якобы ответил: «Это сложный вопрос. Постараюсь сделать все, что в моих силах».

Сторонники этой версии убеждены, что Крючков расценил действия Грачева как свидетельство раскола в армейской верхушке и, опасаясь гражданской войны, не дал отмашку Карпухину.

Но раскол был не только в Министерстве обороны. Особого интереса в интервью Геннадия Бурбулиса The New Times заслуживает такой фрагмент: «Есть еще одно обстоятельство, которое очень часто не учитывается. Оно заключается в том, что в мае месяце был создан Комитет государственной безопасности России, и генерал Иваненко, который все трое суток непрерывно находился в Белом доме в моем кабинете, и мы эту работу вместе делали, он сумел за этот срок самым оперативным образом добиться явного раскола в профессиональной, политической и жизненной позиции большинства сотрудников КГБ, как генерального советского офиса, так и в регионах».

Самое важное в словах Бурбулиса — упоминание о расколе. Материалы и свидетельства, собранные The New Times, свидетельствуют: раскол действительно был. Многие молодые высокопоставленные военные и сотрудники Комитета были совершенно не заинтересованы в перевороте. Почему?

Если бы не череда загадочных смертей, так или иначе связанных с путчем, все действительно было бы похоже на дурацкий водевиль, и к версии о «патриотическом гуманизме» не было бы претензий. Но количество «самоубийств» после 19–21 августа зашкаливает. Так, за полтора дня до своей гибели за помощью к спецназу ГРУ обратился один из членов ГКЧП министр внутренних дел Борис Пуго. По словам источника The New Times в Главном разведывательном управлении, Пуго была выделена спецгруппа численностью 5 человек из состава т.н. «подсолнухов» — боевиков ГРУ, специализирующихся на похищении и устранении особо охраняемых лиц противника. Но по невыясненным причинам группа получила приказ сперва выдвинуться на конспиративную квартиру, а когда разведчики наконец прибыли, чтобы взять под защиту охраняемое лицо, то нашли уже мертвого Пуго и его умирающую супругу. Почему Борис Пуго за несколько часов до «самоубийства» искал для себя профессиональную альтернативную охрану? Почему не верил своим телохранителям из числа прикрепленных офицеров «девятки»? Почему обратился в ГРУ — к традиционному сопернику КГБ?

В субботу, 24 августа, в своем кремлевском кабинете повесился маршал Ахромеев, занимавший по словам других путчистов самую агрессивную и наступательную позицию. Почему маршал, имевший личное табельное оружие, повесился? Почему выбрал столь не военный способ ухода из жизни? Что значат слова в его предсмертной записке, обращенные к семье: «Я всегда ставил интересы государства выше ваших, но теперь я поступаю наоборот»?

26 августа, на пятый день после провала путчистов, с балкона своей квартиры выбрасывается управляющий делами ЦК КПСС Николай Кручина. На кресле у рабочего стола он оставляет папку с документами, содержащую подробную информацию о коммерческом использовании денежных средств КПСС, организованную специально подготовленными сотрудниками спецслужб как внутри страны, так и за рубежом. Дело по факту самоубийства Кручины выводится в отдельное производство и немедленно засекречивается.

С этого момента сотрудники ЦК, владевшие информацией о секретном расходовании средств партии, странным образом заболевают опасной формой «лунатизма», регулярно выпадая из окон и с балконов своих квартир.

6 октября из окна своей квартиры в возрасте 81 года выбрасывается предшественник Кручины на посту начальника Управления делами ЦК КПСС Георгий Павлов.

17 октября с балкона 12-го этажа падает бывший завсектором международного отдела США Дмитрий Лисоволик.

И наконец, в Матросской Тишине предпринимается попытка физической ликвидации Владимира Крючкова. По словам полковника ПГУ КГБ СССР Владислава Р., проходившего по делу о ГКЧП в качестве свидетеля и навещавшего Владимира Крючкова в следственном изоляторе вместе с сыном своего шефа Сергеем, покушение на шефа КГБ предприняла женщина, переодетая медсестрой: «Как рассказывали сидевшие с Крючковым зэки, в тот день пришла новая медсестра. Она должна была закапать Владимиру Александровичу традиционные глазные капли. Сокамерники Крючкова еще удивились, что это была новая медсестра, которую они раньше никогда не видели. После первых же капель Крючков потерял сознание, и у него произошла остановка сердца. Сразу после этого «медсестра» с «каплями для глаз» исчезла. Крючкова «отлили» сидевшие вместе с ним зэки. Они начали обильно промывать ему глаза и оказали неотложную медицинскую помощь». По словам близких Владимира Крючкова, полностью подтвердивших The New Times слова полковника Р., после этого покушения в тюрьме у Крючкова случились три инсульта и он практически потерял зрение.

В стенограмме слушаний по делу ГКЧП в Верховном Совете РФ член парламентской комиссии Александрова сообщила: «Августовские события помогли обнажить сверхзасекреченную функцию партии. В то время когда народ был доведен до обнищания, а экономика уверенно катилась к краху, партия тайно изымала миллионы, миллиарды у народа в угоду каким-то идеологическим амбициям».

Это несколько наивное заявление. За несколько лет до путча, в 1987–1988 годах в СССР была создана законодательная база для частной коммерческой деятельности — принят закон о кооперативах, отменена монополия внешней торговли, началась либерализация таможенного законодательства. Так что никаких идеологических амбиций — только бизнес. Но миллиарды действительно изымались. И самое активное участие в этом бизнесе и в операциях «изъятия» принимали сотрудники КГБ. В то время когда «народ был доведен до обнищания», они строили будущие бизнес-империи. Именно эта деятельность части сотрудников КГБ и была, судя по всему, основной причиной раскола в Комитете, причиной их категорического неприятия плана переворота, замысленного Крючковым.

Справка «О размещении на депозитных счетах в других банках, ассоциациях, предприятиях средств с текущего счета Управления делами ЦК КПСС в 1990–1991 гг.» свидетельствует: на этих самых счетах и депозитах были размещены средства на общую сумму 1 251, 125 млн рублей. Очевидно это — лишь самая вершина айсберга.

Этот документ содержит и обширный перечень коммерческих и общественных структур, получивших значительные кредиты со счетов ЦК КПСС. Особое внимание уделялось зарубежным инвестициям партии, которые осуществлялись сотрудниками КГБ через так называемые «фирмы друзей» — бизнесы, которые создавали зарубежные компартии. Впрочем, не только они.

Первым, кто рассказал следствию о наличии института «особых доверенных лиц партии», был допрошенный по делу о ГКЧП полковник ПГУ КГБ Леонид Веселовский. По его словам, «доверенные лица партии» в самый разгар «развитого социализма» управляли денежными активами партии за рубежом, опираясь на традиционные механизмы рыночной экономики: «В ноябре 1990 года по просьбе руководства ЦК КПСС (Ивашко и Кручина) решением руководства ведомства (Крючков, Бобков) я был переведен из ПГУ на работу в УД ЦК КПСС, — пишет в своем отчете полковник Веселовский. — Решением Секретариата ЦК КПСС я был назначен на должность зам. зав. сектором по координации деятельности хозяйственных служб… Основанием для моего перевода в УД ЦК явилась срочная потребность руководства УД ЦК создать подразделение, способное координировать экономическую деятельность хозяйственных структур партии в изменившихся условиях… Выбор пал на меня, поскольку я являюсь экономистом-международником, имею опыт зарубежной работы и был известен большинству руководящих работников ЦК по своей деятельности в ЦК ВЛКСМ и ВЦСПС. Кроме того, Кручина считал, что такой серьезный вопрос, как организация хозяйственной деятельности, можно поручить только сотрудникам ведомства…»**12 Цитируется по книге Е. Альбац «Мина замедленного действия».

Делалось это десятилетиями. На конспиративной основе. И в разных частях мира. В частности, The New Times располагает выпиской из протокола № 230 заседания Политбюро ЦК КПСС от 29 декабря 1980 года (регистрационный № 230, гриф «Совершенно секретно, Особая папка») с решением «Оказать финансовую помощь на 1981 год» 56 компартиям мира. Передача средств поручалась Комитету государственной безопасности СССР.

Помощь компартиям оказывалась не только по партийной, но и по коммерческой линии. Делалось это с помощью таких официальных внешнеторговых организаций СССР, как «Разноэкспорт», «Легпромэкспорт», «Экспортлес», «Внешторгиздат». Так, в справке «О просроченной задолженности фирмам дружественных партий» от 19 февраля 1991 года за подписями зав. Международным отделом ЦК КПСС В. Фалина и зав. отделом социально-экономической политики В. Власова сообщается, что в связи с резким ухудшением валютного положения СССР просроченная задолженность государства по уже поставленным товарам перед инофирмами составляет около 3 млрд валютных рублей.

В перечне зарубежных коммерческих предприятий фигурируют и французская компания «Интерагра» (поставка мяса и мясопродуктов), и австрийская «Крус и Кр» (товары широкого потребления), и португальская «Коммерсио интернасионал», и испанская «Эспор»/«Эхосуа», и греческая фирма «Век» (поставка обуви), и кипрские «Дельта» и «ЛОЭЛ» (виноградный сок, джемы и обувь), и т.д.

Уже тогда природа бизнеса, осуществляемого негласными бойцами партии, была как две капли воды похожа на сегодняшнюю российскую действительность. Еще один документ из «Особой папки», имеющийся в распоряжении The New Times, под названием «О просьбе итальянских друзей» свидетельствует: «Поручить Министерству внешней торговли (т. Патоличеву) продать фирме «Интерэкспо» (президент т. Л. Ремиджо) на обычной коммерческой основе 600 тыс. тонн нефти и 150 тыс. тонн дизельного топлива, но на благоприятных условиях при некотором снижении цены примерно на один процент и увеличении рассрочки платежей на три-четыре месяца с тем, чтобы от этой коммерческой операции друзья могли получить примерно 4 миллиона долларов» (регистрационный № П94/52).

В те годы тайные финансисты Кремля считали себя вечными и тщательно вели «двойную бухгалтерию» в строго засекреченных архивах.

По словам основного докладчика на слушаниях по делу ГКЧП заместителя генерального прокурора Российской федерации Евгения Лисова, «Управление делами ЦК КПСС получило возможность определять имевшиеся в его распоряжении средства. А именно — образовывать кооперативы, малые предприятия, совместные предприятия, вкладывать деньги в Сбербанк и другие банки, и таким образом, имущественные ценности партии распределять в структуры, в которых можно было бы потом приводить их на пользу финансовых операций».

Именно тогда, по словам еще одного члена парламентской комиссии по расследованию дела ГКЧП А.П. Суркова, «Управление делами сбрасывает 700 миллионов рублей на счет Всеармейского парткома — не на то, чтобы помочь военнослужащим, семьям, зарплату увеличить, домик построить… с единственной целью, что это должно быть использовано на создание коммерческих структур, которые должны были подмять под себя конверсию, начатую Министерством обороны».

Особым статусом в ПГУ пользовались сотрудники, отобранные по т.н. «партнабору». Один из авторов The New Times сам был свидетелем, как неприметные старлеи и капитаны запаса в момент окончания Краснознаменного Института КГБ СССР имени Ю.В. Андропова (ныне Академия внешней разведки РФ) в одночасье становились майорами и подполковниками и уже никогда не возвращались на территории, откуда были призваны в органы. В ПГУ некоторые из них сразу получали должности, позволявшие курировать самостоятельные направления работы.

Ветеран внешней разведки, пришедший в ПГУ по партийному набору и дослужившийся до полковника Управления внешней контрразведки, на условиях анонимности рассказал The New Times, как создавался аппарат уполномоченных партии: «Секретные разговоры с первыми секретарями обкомов КПСС о необходимости перехода на новые формы хозяйствования начались еще до Горбачева. Примерно в то же время, как мы ввели свои войска в Афганистан. Шилов Владимир Николаевич (первый секретарь Амурской области с июня 1990 по август 1991-го. — The New Times) рассказывал, что ему обещали отдать все торговые связи с Китаем. Обманули. Тем не менее с подачи КГБ силами Первого главка была запущена целая эпоха СП (совместных предприятий). Только в Японии, по моим оценкам, на деньги КГБ было открыто более 200 коммерческих фирм».

Тот же источник сообщил The New Times, что после провала ГКЧП помимо крупных вливаний, связанных с именами первых российских олигархов, огромные деньги были инвестированы в рассредоточенные по всей стране малые и средние предприятия, возглавляемые бывшими сотрудниками КГБ. «Посевное финансирование» выделялось в т.ч. на деятельность многочисленных ЧОПов (частных охранных предприятий). Тем, кто смог подняться в этом бизнесе, начинали давать деньги на более серьезные проекты.

Прослеживая ниточки, зацепившиеся за дело погибшего Николая Кручины, особое внимание обращает на себя банк «Россия». В имеющейся у The New Times справке Управления делами ЦК за этим банком записаны 50 млн рублей.

В публичной интернет-библиотеке Владимира Прибыловского в статье о создателях и акционерах банка «Россия» приводятся имена, в первое постсоветское время мало о чем говорившие гражданам России. Среди них — Владимир Кожин (с 2000 г. — управляющий делами президента РФ), Владимир Якунин (с 2005 г. — президент ОАО «РЖД»), Андрей Фурсенко (с 2004 г. — министр образования и науки России) и, конечно же, Юрий Ковальчук, являющийся сегодня крупнейшим акционером банка «Россия», создателем и членом Общественного совета «Национальной Медиа Группы», вобравшей в себя такие информационные активы, как «Первый канал», «Русская служба новостей», 5-й Канал, Рен ТВ и «Известия».

В тот далекий 1991 год в городе на Неве Юрий Ковальчук являлся вице-президентом Ассоциации совместных предприятий, международных объединений и организаций. Со стороны мэрии Санкт-Петербурга курировал данную Ассоциацию будущий президент России Владимир Путин.

В самый разгар кризиса 1998 года одного из авторов пригласили коллеги — ветераны из СВР, чтобы он рассказал о возглавляемых им детских и молодежных проектах нефтяной компании ЮКОС. Встреча состоялась на одной из конспиративных квартир, затерянных в многочисленных московских переулках, примыкающих к Лубянской площади. Когда презентация закончилась, уже прощаясь, один из инициаторов встречи решил напоследок подбодрить докладчика: «Потерпи еще пару лет. Скоро в Кремль придет наш человек». Тогда эта фраза показалась автору самоуверенным бредом. А уже в конце 1999 года еще только премьер Владимир Путин докладывал на коллегии ФСБ по случаю Дня чекиста: «Я хочу доложить, что группа сотрудников ФСБ, направленная в командировку для работы под прикрытием в правительство, на первом этапе со своими задачами справляется». Была ли это только шутка, как писали тогда СМИ, или же констатация в форме шутки — в том разберутся историки.

Если сложить приведенные выше факты и «случайные совпадения», сложно будет назвать события, связанные с ГКЧП, «бездарной попыткой мятежа». Скорее, это напоминает один из сюжетов режиссера, задумавшего step by step ребрендинг Советского Союза и превращение его в дойную корову для новых номенклатурных элит. Кем-то из «актеров» ГКЧП управляли, манипулируя его ценностями. Кого-то использовали втемную. Кого-то откровенно купили. Кого-то заставили замолчать навсегда. Так или иначе, но по итогам ГКЧП мы можем назвать свершившимся фактом следующие результаты:

1. ГКЧП полностью дискредитировал и отправил на свалку истории прежние советские элиты, КПСС, а вместе с ними и всю советскую мифологию, некогда скреплявшую Советский Союз.

2. ГКЧП разрубил гордиев узел противоречий между тремя центрами силы — Горбачевым, Ельциным и т.н. «традиционалистами», ослабив первого, передав власть второму и уничтожив в качестве реальной политической силы третьих.

3. ГКЧП обрубил все концы, связанные с секретной финансовой деятельностью КПСС и КГБ по всему миру, и завершил легализацию уже вложенных капиталов в коммерческие структуры.

4. Люди, в 90-е годы так или иначе аффилированные с тайной финансовой деятельностью КГБ и ЦК КПСС, в настоящей момент владеют самыми мощными финансовыми активами России, определяют идеологию СМИ и стоят у реальных рычагов государственной власти.