«Мы не вашего стада овцы»

Дед Елизар Яковлевич Кончаков сердился: «Что вы говорите, что мы не знаем традиции? Зачем вы именуете нас какими-то субботниками? — кипятился он, отчего его южнорусский говор с «гхы» только усиливался. — Мы — евреи! Отец мой по этому молился, и его отец», — тут дед шмякнул по столу старым молитвенником, на титуле которого было написано: «Еврейский Молитвословъ, Вильно, 1880». — «У меня вот талес домотканый, ему 100 лет», — и он достал из все того же черного пластикового пакета пожелтевший, грубой ткани талит**Талес, или талит, — молитвенное покрывало, используемое иудеями во время молитвы. с поперечной, как и положено, синей ниткой на крыльях и с цицит (кисти) на концах. Большими, разбитыми земляным трудом руками, с темными обводками на пальцах у ногтей, он привычным жестом перекинул талит, не задев кепки, через голову на плечи и потом подобрал, как делал тысячи раз: каждый понедельник, и в субботу, когда принято здесь молиться, и в праздники тоже.

Сидевшая на скамейках женского ряда у окна (мужчины — все с покрытыми головами — отдельно на скамейках впереди) Антонина Ивановна Фильчагова, единственная учительница местного ульпана — школы на улице Ленина, где дети учат иврит (он располагается в двух комнатках избы), неодобрительно покачала головой. Белая с серым юбка, оранжевый платок на голове, волосы, как положено, тщательно подобраны, так, чтобы ни один локон не выбивался, мягкие карие глаза за очками на округлом лице: Антонина Ивановна — одна из немногих здесь женщин, кто может произнести молитву — что на хлеб, что на вино, что на яблоко — «барух ато адонай…» на иврите (женщины здесь не молятся), а на вопрос приезжего раввина, что говорится в 12-м принципе иудаизма, не раздумывая, отвечает: «Верю в приход Машиаха, и, хотя он задерживается, я всё же каждый день буду ждать его». (Какой московский еврей, из тех, кто не посещает ежедневно синагогу, может ответить на этот вопрос?) И что в 11-м — отвечает, не перепутав, тоже. В глазах Антонины Ивановны читается: «Ну что ты, дед, честное слово, гости с самой Москвы, целый раввинский суд, а ты…» И Лидии Яковлевне Гридневой, носительнице одной из самых известных субботнических фамилий, директору местной школы, на протяжении последних 40 лет («у меня 40 медалистов, только в этом году — две золотые и одна серебряная, ЕГЭ — меньше чем на 75% никто не сдает: а — что, я им (в районе) говорю, это умная нация») выступление деда Елизара Яковлевича тоже заметно не по душе, и она качает головой (здесь она, в отличие от школы, тоже в платке), но и она, через чьи руки все местные ребятишки прошли, молчит — ни слова неодобрения вслух. В Высоком (или, как здесь говорят, «на Высоком») раввина до прошлой осени не было, деды и есть главные авторитеты в общине.

«Почему вы сомневаетесь в моей вере?», — спрашивает дед Елизар (ему год назад исполнилось 70), обращаясь к Пинхасу Гольдшмидту, главному раввину Москвы (а с недавних пор и президенту совета раввинов Европы), который аккурат полчаса назад начал свое выступление перед высочанами так: «Братья и сестры, я потрясен тем, что я здесь увидел…» «Два еврея — три партии», — смеется другой московский раввин. И становится совсем уже невозможно поверить, что за стенами этой убогонькой столовой, где справляют свадьбы, поминки, а по осени Новый год, — обычная деревня, улица Ленина, улица Мира, Комсомольская, Гагарина, ряды одноэтажных деревянных домов, в пристройках — коровы, куры, утки, за околицей засаженная картофелем (20–40 соток на семью) земля, возделываемая вручную — техника, что была в здешнем колхозе имени Карла Маркса, давно развалилась, а на новую денег нет. И что живут здесь этнические русские, называющие себя евреями, потому что 250 с лишним лет назад, в середине XVIII века их предки решили соблюдать субботу, не есть свинину и следовать другим законам Ветхого Завета, а от Нового — отказались. «Мы другого не знаем», — сказал дед Елизар.

«У нас чего тут только не встретишь, — смеется Светлана Анатольевна Дубовая, заместитель главы районной администрации по работе с населением. — Было еще одно еврейское село, Ильинка, но там два двора осталось, все остальные уехали в Израиль. Кругом них православные села, а в Тишанах, например, — старообрядцы — «федоровцы»: они ни паспортов не оформляют, ни свидетельств о рождении детей. И не голосуют», — уже совсем без смеха, как о больном, говорит она.

Как в междуречье Битюга и Хопра появились старообрядцы — историкам более или менее понятно. А вот откуда здесь, в Воронежской губернии, равно как в Тамбовской и Астраханской, образовались целые поселения последователей Моисеева закона — субботники (другое именование — «иудействующие») — мистика, говорит культуролог и библеист Людмила Жукова из Центра по изучению религий РГГУ. Дело в том, что сообщества субботников возникли до того, как в Российскую империю после разделов Польши (в 1772, 1793 и 1795 годах) влилось ее еврейское население: как минимум, в 1765 году субботники уже были — ровно в этот год в Воронежской духовной консистории начались допросы «отступников» из Бобровского уезда (город Бобров — на полпути между Воронежем и Высоким), которые, как показало следствие, «свиных мяс не едят /…/ в воскресенье и праздничные дни работают, но субботу почитают», — говорилось в тех следственных записях, которые приводит в своей монографии историк из Европейского университета в Санкт-Петербурге Александр Львов**Александр Львов, «Соха и Пятикнижие. Русские иудействующие как текстуальное сообщество», Санкт-Петербург, 2011 г.. «Как мы узнаем в России о появлении диссидентов, религиозных в том числе? Против них начинается следствие и суд», — замечает он.

Ну а во-вторых, движение субботников возникло в центральных, восточных и южных губерниях империи, то есть за пределами Черты оседлости (западные окраины империи), где по приказу императрицы Екатерины Великой предписывалось жить иудеям. Субботники не знали (и позже не учили) языка восточноевропейских евреев — идиша, вплоть до начала XIX века не знали и иврита, и Пятикнижие Моисея (Тору) читали по-русски. «Русские крестьяне обращались не в иудаизм, а в ветхозаветную веру и настаивали на своей причастности к библейскому Израилю, духовными потомками которого они считали себя в силу соблюдения заповедей», — написала автору Татьяна Хижая из Владимирского госуниверситета.

Другими словами, субботники не были завербованы или обращены в другую веру под воздействием внешних сил: они пришли к ней сами. Почему? И почему уже два с половиной века следуют ей?

Крестьяне Высокого на последний вопрос отвечают односложно: «А как иначе?» Или: «Так верили наши родители, тому же мы учим и детей». Простая рациональность меж тем говорит, что следовало бы как раз иначе. В XVIII и XIX веках, особенно при Николае I, «отступников» сажали в деревянные клетки и сжигали, заковывали в кандалы, у матерей отбирали детей, насильно крестили, высылали на окраины империи, на Кавказ, отправляли в Сибирь — так поселение субботников образовалось, например, в Иркутской области, в поселке Зима; при советской власти обращали в атеисты, заставляли работать в субботу: «а мы машины ломали, чтобы на работу не выходить», — рассказывал Михаил Исаевич Бочарников, теперь водитель грузовика и частный предприниматель, гоняющий грузы в Ростов, что в 500 км отсюда. «Ой, чего только не было: и стенка на стенку с другими (то есть не субботниками) мужики сходились, и в партию не принимали, и парней в угол зажимали и салом губы мазали», — вздыхает директор школы Любовь Гриднева: она, к слову, была двенадцатым ребенком в семье.

И все же — почему крестьяне (а субботники — это именно крестьянское движение) Царской России середины XVIII века решили покинуть лоно официальной церкви? На то есть две, как минимум, версии. Первая — очевидная: по той же причине, по какой рождался протест, а за ним и раскол в других государственных религиях: коррупция, казнокрадство, властное насилие, деспотизм, неотъемлемые черты абсолютистской или близкой к тому формы правления переносились и на институт церкви, которая такую власть освещала и легитимизировала. «Папы лишили итальянцев веры», — написал когда-то Никколо Макиавелли. Из протеста родилось реформаторство и Лютера, и Кальвина: хотелось нормы, писаного и соблюдаемого всеми закона.

Другая версия, которой придерживаются многие исследователи, с которыми автору удалось переговорить, отсылают к реформам Петра в области просвещения народа, когда царь инициировал массовый выпуск религиозной литературы, пишет в своей монографии Александр Львов. «До и после Петра чтение Библии не поощрялось, — говорит и Людмила Жукова, — дабы простые люди «не впали в прелесть», то есть неправильно что-то могли понять. Предпочтение отдавалось проповедям священников и Житиям святых. А тут Библию можно стало читать по-русски». Дальше пришло время либеральных новаций Екатерины Великой, появилась традиция публичных духовных собеседований и известный плюрализм религиозных взглядов: образованные крестьяне стали сравнивать печатные библейские тексты со словами и делами религиозных и светских властей и выбирали текст, в котором четко было прописано: это можно, а это — нельзя. Написано: соблюдайте субботу — значит, надо соблюдать именно субботу, а не воскресенье. Сказано: не есть свинины, рыбу только с плавниками и чешуей — все, значит, осетра и белугу уже нельзя. Сказано: делать обрезание — значит, так тому и быть. Сегодня мы бы сказали, что люди выбрали писаные правила и нормы как защиту от жизни по понятиям, которые сегодня — одни, завтра — иные. Так и появились различные группы «отступников» — духоборы, молокане**Духоборы и молокане не отрицали Нового Завета, но, скажем, последние отказывались от поклонения иконам, потому как сказано «не сотвори себе кумира»., субботники, которые, как раньше старообрядцы, заложили традицию русского диссидентства, сделав его лозунгом на века фразу «мы не вашего стада овцы», говорит Александр Львов.

В 1920 году субботники, жившие в селе Озерки Бобровского уезда (там была улица Еврейский порядок), решили отделиться от всех других: написали прошение в воронежский губернский Совет народного хозяйства, с тем чтобы им позволили заселить пустующий участок в степи в 6 км южнее Таловой. Плюс землеустроителю в Боброве дали подводу кизяка (смесь навоза с соломой, которая использовалась для отопления) да жирного баранчика, рассказал автору Михаил Исаевич Бочарников (полный тезка того, кто шоферит), главный редактор местной газеты «Заря». Участок выделили — туда на коровах и лошадях и переехали евреи из Озерков. Первую зиму пережили в землянках, на следующий год перевезли мельницу, построили саманные дома. Так и появилось село Высокий: в 1925 году здесь было уже 53 двора и больше 300 жителей. Чужих не пускали, жили закрыто от внешнего взгляда (и так до самого недавнего времени): каждый новый житель должен был получить разрешение всего схода. Неподалеку в селе Ильинка образовался колхоз «Еврейский крестьянин». В 1928-м 22 молодых человека из Высокого отправили в Харьков и Конотоп — изучать еврейскую традицию. В 1929-м был голод — кое-кто перебрался на Кубань, оттуда писали: «Видели белый хлеб». Возвращались обратно. Пережили войну: 164 человека ушли на фронт, 76 не вернулись. Немцы до Высокого не дошли, хотя были в 30 км от него.

Ну а дальше — свадьбы играли по еврейским обычаям — под хупой, брачные контракты составляли, катали хлеб из опресноков — мацу, пекли в специальных мацопекарнях, был в деревне и «резак» — тот, кто знает, как правильно разделать говяжью тушу в соответствии с правилами кашрута, был и другой, что делал обрезание. Были свитки Торы, которые переносили из дома в дом, был и раввин из польских евреев, который учил народ ивриту. В горницах и сейчас — ханукии, на косяках дверных рам — мезузы. Правда, Песах именовали и именуют Пасхой, Шавуот (праздник дарования Торы на горе Синай после исхода евреев из египетского рабства) — Троицей, в поминальный день — Лаг-ба-омер — ходят на кладбище, стучат по могильным камням и говорят: «Помни имя свое», чего в традиционной иудейской практике нет**Астраханские субботники в другой день поминовения — 9 ава — раскладывают на могилах яблоки: в православной традиции так празднуют Яблочный Спас — Преображение Господне, рассказала Людмила Жукова.. «Влияние православия на обрядовые практики субботников очевидно», — говорит Людмила Жукова. Но свинины («в отличие от советских евреев» — подчеркивают) не ели и белье стирали в воскресенье, еду с вечера пятницы ставили хранить в русскую печь, чтобы в субботу, когда ортодоксальным евреям запрещено зажигать огонь, пища была теплой. Ну и конечно, работали не покладая рук — субботники всегда жили зажиточно: в Высокий провели газ, телефон, водопровод, в хатах — местная канализация, хотя есть и дома, где удобства во дворе. Алкоголизм — редкость, наркоманов нет, «за прошлый год вообще ни одного правонарушения в Высоком не зарегистрировано», — сказал автору Михаил Винокуров из администрации Таловского района. «Экономическое процветание рассматривалось субботниками как знак благословения свыше, как доказательство истинности «ветхозаветной веры», — пишет и Татьяна Хижая. Впрочем, сегодняшний Высокий богатым не назовешь: работы мало, зарплаты мизерные, многие живут с того, что наторгуют на рынке — молоко, сметана. Молодые ребята, пройдя армию и окончив университеты, на чем родители настаивают, все на заработках — кто в Воронеже, кто еще где. Многие подумывают о том, чтобы уехать в Израиль: как минимум, когда подойдет старость и на российскую пенсию будет не прожить.

Но с этим проблема: когда после смерти Сталина деревенским выдавали паспорта, жителей Высокого записали русскими, тогда как субботников Ильинки — евреями. Ильинка почти вся и уехала. Потому в Высокий и поехал раввинский суд из Москвы: предлагать варианты решения. Например, пройти гиюр — специальный обряд принятия еврейства. Вот это деда Елизара Яковлевича и не устраивает. Он знает, кто он. И не хочет, чтобы другие решали, насколько он соответствует правилам, принятым в еврейском законе. Так круг замкнулся: выбрав в XVIII веке писаные правила, в XXI жители Высокого уперлись именно в них. И снова подтвердилось: любой выбор имеет свою цену. Несправедливую — в том числе.