#Культура

«Чайка» оторвалась от Земли

16.06.2011 | Ксения Ларина, «Эхо Москвы» — специально для The New Times | № 20 (205) от 13 июня 2011 года

Космические смыслы чеховской пьесы
Прочь от Земли. История мчится по спирали, мы наматываем эти круги, но не очень понимаем, в какой точке окажемся завтра. Чеховская «Чайка» в постановке Константина Богомолова (совместная продукция Театра Табакова и МХТ) предоставила зрителям возможность остановиться, оглянуться и рассмеяться: мы здесь уже были. И ужаснуться: мы опять здесь?

Совковые интерьеры угадываются безошибочно (художник Лариса Ломакина). Заваленная массивной мебелью сцена, огромная круглая люстра, похожая на луну, старый телевизор бормочет голосом Гагарина, на стене — портрет Льва Толстого, на авансцене — белобрысый молодой человек нервно и сбивчиво разговаривает то ли с нами, то ли сам с собой. С монолога сумасшедшего (буквально сумасшедшего — текст записан со слов пациента какой-нибудь палаты номер шесть) и начинается эта стремительная, гомерически смешная и оглушительно страшная «Чайка», главным героем которой станет Константин Треплев (Павел Ворожцов).
56-490.jpg
Аркадина (Марина Зудина) и Дорн (Олег Табаков)

Под небом голубым

История о том, как одержимый творчеством, устремленный в свободный полет художник попадает в ловушку судьбы, задыхается от пошлости, мучается от невозможности дышать. Человек, обладающий абсолютным слухом, страдает от торжествующей какофонии. Счастье познания превращается в пытку, и выдержать это может не каждый. История о том, что времена не выбирают, но бывают времена, с которыми стыдно совпадать. О покорности, ведущей к вырождению. О непокорности, грозящей истреблением.

Собственно, об этом рассказывает саундтрек спектакля: от Людмилы Зыкиной, голосом которой поет неугомонный Сорин (Сергей Сосновский), и Юрия Шатунова с его «розами» до Окуджавы и Галича. Где-то между ними болтаются развязный Шуфутинский, надрывный Дмитриевич и утонченный БГ. Сам Треплев, пытаясь заглушить музыкой очередной семейный скандал, схватит гитару и, нещадно разрывая струны, заголосит «Осень, в небе жгут корабли! Осень, мне бы прочь от земли!» Когда через мгновение он переключится на «Солнышко лесное», участники коммунальной склоки, повинуясь неведомому рефлексу, умильными тонкими голосами подхватят этот сладкий гимн каэспэшного братства.

Лидеры продаж

Каждый герой спектакля словно демонстрирует Треплеву возможный вариант его жизни, этот пасьянс из живых людей он раскладывает перед собой, как некий диковинный пазл, и примеряет на себя то одну, то другую судьбу.

Тригорин (Константин Хабенский) являет собой пример «успешного» человека. Развращенный гламурной жизнью, увязший в праздности и вседозволенности человек, пресыщенный удовольствиями до такой степени, что организм его отказывается на них реагировать. Хабенский играет человека циничного, знающего себе цену и сознательно сделавшего выбор в пользу попсы: «лидера продаж» узнаешь по сальному взгляду и привычкой с умным видом говорить банальности. Свои отношения с Богом этот человек выяснил давно и не стал отягощаться взваленными на него талантами: взял ровно столько, сколько требуется для комфортной жизни. Красавица Аркадина (Марина Зудина), озабоченная карьерой и вечной молодостью, отделила себя от негативных эмоций и неприятных новостей. Только то, что на пользу! Свежий воздух, французский язык, здоровый регулярный секс, крепкий сон и никаких чужих проблем. Да, конечно, эта умная незаурядная женщина знает и слышит равнодушие любовника, страдания сына и физические мучения брата, но собственное благополучие дороже. Есть такой особый вид эгоизма, присущий именно родственникам: привычка жить, не затрачиваясь ни эмоционально, ни нравственно, малодушно надеясь на то, что «само рассосется». Знаменитая сцена Аркадиной и Тригорина — одна из лучших в спектакле. Переполненная эротизмом, обнажающая все тайные желания, она получилась благодаря актерам — Зудина и Хабенский являют собой пару невероятно гармоничную, спаянную каким-то внутренним общим пространством, и эту связь вряд ли назовешь любовной, скорее какой-то дьявольской.
56-490-02.jpg
Тригорин (Константин Хабенский) и Заречная (Яна Осипова)

Человек, который хотел

Путь действительного статского советника Сорина завершается на наших глазах. Сергей Сосновский очень точно играет этот последний загул, триумфальное прощание влюбленного в жизнь человека, привыкшего жить взахлеб, опрокидывая в себя плотские удовольствия, как в бездонную чашу. Маша (Яна Сексте) — это человек, который любил и «вырвал эту любовь из своего сердца». От восторженной шаловливой девочки-подростка в гимназическом фартуке и с хулиганской папироской в детских руках до изможденной, угрюмой, раздражительной, пьющей женщины — вот диапазон судьбы, которую актриса сыграла эксцентрично, вызывающе, зло.

Ее вынужденный избранник — учитель Медведенко (Алексей Комашко) в этой версии получился не столь уж безобидным и забитым, а скорее даже опасным типом, которого комплекс неудачника превратил в злобного обывателя, с ненавистью взирающего на окружающий мир.

В Нине Заречной (Яна Осипова) от нежной романтичности не осталось и следа: перед нами расчетливая провинциальная хищница, одержимая целью добиться столичного успеха, найти тот трамплин, с которого легко стартануть в мир сверкающего глянца и скандальной славы. Крепкая, земная Заречная соблазняет столичного писателя почти с профессиональным цинизмом и практически насилует его на берегу «колдовского озера».

56-240.jpg
Сорин (Сергей Сосновский)
и Дорн (Олег Табаков)
Подальше в высоту

И наконец, доктор Дорн — Олег Табаков. Впервые в «Чайке» Дорн становится фигурой столь значительной и отдельной. Человек, существующий в своей собственной системе координат, в отдельном ритме, с отдельной мелодией, он словно наблюдает за происходящим со стороны, зная наперед финал каждой судьбы, потому что все варианты были когда-то проиграны им самим. Из всех возможных он выбрал самый приемлемый — не входить в эту жизнь глубже, чем по пояс, оставаться над потоком, потому что все равно ничего не можешь изменить. Впервые фигура Дорна стала такой многозначной, почти мефистофельской, он словно направляет эту драму, то отпуская, то натягивая невидимые поводья. И когда он говорит Треплеву: «Если бы мне пришлось испытать подъем духа, какой бывает у художников во время творчества, то, мне кажется, я презирал бы свою материальную оболочку и все, что этой оболочке свойственно, и уносился бы от земли подальше в высоту», — то эти слова воспринимаются как невольное пророчество, как мистическая подсказка.

В последней встрече с Ниной — единственной нитью, которая связывала уходящего Треплева с этим миром, — слова Дорна отзовутся эхом, когда Константин Гаврилович выпрыгнет из своей оболочки сначала в черноту «глубокоуважаемого шкафа», а потом в небытие под звук лопнувшей склянки.

Черная комедия, представленная Константином Богомоловым, стала мощным финальным аккордом завершающегося сезона и мощным прологом сезона грядущего — не только театрального, но и политического. Мы построили мир, в котором ничего не растет и ничего не развивается, мир, в котором за ненадобностью атрофируются функции головного мозга и органы чувств. Человек мыслящий и творящий становится абсолютно лишним, что-то вроде шестого пальца. Который рано или поздно отсохнет и отпадет.






×
Мы используем cookie-файлы, для сбора статистики.
Продолжая пользоваться сайтом, вы даете согласие на использование cookie-файлов.