Национальная черта: отрицание опасности

Специалисты, разбирая теракт, всегда оценивают: сколько жертв унесла непосредственно трагедия, а сколько погибло в результате возникшей после взрыва паники. Опыт 11 сентября наглядно показал: когда люди на уровне знаний, внутренних установок готовы к происходящему, дополнительных жертв удается избежать. Чего не удается избежать и с чем потом приходится работать медикам и психологам — это посттравматический синдром, который переживают люди, оказавшиеся в непосредственной близости от места взрыва. Американцы называют это PTSD (post-traumatic stress disorder) — расстройство, возникающее вследствие психотравмирующих ситуаций, выходящих за пределы ординарного человеческого опыта. Это реактивное состояние, которое можно преодолеть только с психотерапевтической помощью. Если с людьми не будут работать медики, этот синдром может остаться навсегда, включая всю сопутствующую ему коллекцию страхов, плохого сна, отсутствия аппетита, невозможности конструктивно мыслить. Но даже если преодолеть синдром, что в принципе возможно, очень часто возникает эффект, который в США называют No Safe Place — «нет безопасного места». Это сидящий глубоко в человеке страх перед миром, который раз и навсегда перестал быть для него безопасным.

Мне приходилось работать с людьми, которые жили с таким мироощущением, хотя они и не были жертвами терактов. В 1993–1994 годах я прилетал в Белоруссию и собирал материал для докторской диссертации, общаясь с жителями территорий, пострадавших от катастрофы в Чернобыле. Зараженные территории были разделены на несколько зон: была зона обязательного расселения, а была так называемая зона № 2. Проживавшие там люди могли уехать, получив какую-то поддержку государства, а могли остаться в своих домах, но соблюдать целый спектр правил безопасности. Но они эти правила не соблюдали. Дело в том, что если люди не могут изменить обстоятельства своей жизни, они меняют отношение к этим обстоятельствам. У них включался целый конгломерат психологических защит, ведь соблюдение мер безопасности требует постоянных усилий, которые создают дополнительные трудности. Поэтому люди пили воду из зараженных колодцев, убеждая самих себя, что это неопасно. Я спрашивал: «Вы не боитесь собирать грибы в этом лесу?» — а они меня уверяли: «Нет, что вы, это абсолютно безопасно». Потом я привез эти грибы в Институт радиационной медицины в Гомеле, и радиометр показал, что норма содержания радиоактивности в этих грибах превышена в 200 раз. Люди просто отвергали, не признавали объективных фактов, объективной опасности.

В России за последние годы теракты стали почти неизбежным злом, с которым мы, простые граждане, поделать ничего не можем. В нашем сознании работают механизмы психологической защиты, но отсутствует некое предупредительное знание, направленное на самосохранение в таких ситуациях. К примеру, проанализировав теракты в московском метро, я, спускаясь в подземку, сяду скорее в последние вагоны поезда, а не в первые. Потому что террористы взрывали именно начало, а не хвост состава. Или человек приезжает в аэропорт встречать кого-то: ему необязательно стоять в толпе, он может отойти к стеночке и дождаться там, пока близкий человек не пройдет все кордоны.

„ 

В нашей стране человеческая жизнь никогда не ценилась так, как в большинстве западных стран.

Можно сказать, что это абсурд и люди не должны все время находиться в таком напряженном состоянии. Отвечу: в Израиле, где я очень люблю бывать, люди живут с постоянным ощущением опасности, но это их абсолютно не лимитирует. Они свободны, смеются, расслабленно себя чувствуют, но в их поведение заложены доведенные до автоматизма элементы, позволяющие избежать ряда рисков.

Приведу такой пример: в 1802 году в США была создана корпорация «Дюпон», которая свое благосостояние сделала на торговле динамитом, а к началу XXI века вышла на уровень одного из самых безопасных в мире производств. Более 20 лет назад они даже создали отдельное стратегическое подразделение, которое занимается исключительно производственной и другими видами безопасности. Несколько лет назад они провели большое исследование, которое показало, что пороги восприятия рисков у наших сограждан значительно выше, чем у европейцев или американцев. Нашими соотечественниками абсолютно не воспринимаются, например, производственные риски, элементарные риски, связанные с перемещением на транспорте. Прожив много лет в Америке, я постоянно пользуюсь в машине ремнем безопасности — однажды он спас мне жизнь. А мой московский водитель на предыдущем месте работы с той же принципиальностью не пристегивался: он считал, что для него, как для профессионала, это унизительно. Другой пример: в компании Shell, имеющей подразделения в большинстве стран мира, в том числе не самых спокойных, существует строжайшая инструкция по соблюдению норм безопасности. Если менеджер Shell едет в командировку в другую страну, он должен останавливаться строго в определенном отеле. Например, в сети «Марриотт», потому что она соответствует корпоративным принципам безопасности Shell. И каждый из менеджеров знает, это доведено до автоматизма, что в транспорте или в кафе нельзя садиться спиной к окну, большому стеклу, потому что если произойдет взрыв, то это стекло свалится вам на голову и с большой долей вероятности убьет. Простая, казалось бы, вещь, которой можно научить, но у наших граждан эти установки не работают.

Можно списать это на менталитет (во что я не очень верю), на какие-то историко-культурные особенности. После 11 сентября меры безопасности в аэропорту Кеннеди или израильском Бен-Гурионе были качественно изменены. Вы можете сколько угодно ругаться на сотрудников службы безопасности, но они не отступят ни на шаг. Однажды я так опоздал на рейс, который должен был вылетать из бостонского Логана: на 10-летнего ребенка раз за разом срабатывал металлодетектор, и его прогоняли через него минут 30, пока он не достал из кармана последний винтик. И никто не сказал: «Ладно, иди мальчик». После терактов в лондонском метро или на вокзале в Мадриде меры безопасности также были ужесточены. И больше ни одного теракта на этих объектах не было. Почему? Потому что американцы, израильтяне, британцы и испанцы, единожды приняв решение и ужесточив контроль на транспорте, уже не сходят со своих позиций. А в наших аэропортах после 11 сентября появились металлодетекторы на входе, все разово собрались, а потом махнули рукой: ну ладно, все уже хорошо, все в порядке.

Наконец, самое, наверное, страшное состоит в том, что в нашей стране человеческая жизнь никогда так не ценилась, как в большинстве западных стран. И это следствие не ментальности, а государственной политики. Итог: люди собственное здоровье, собственную жизнь не воспринимают как ресурс, как что-то важное, что необходимо беречь.