Первый хоспис открылся в Москве 16 лет назад. Тогда вообще мало кто в России знал, что это такое. И узнали, тоже благодаря Вере Миллионщиковой. Удивительная вещь: прочитав в 1989 году повесть Виктора Зорзе и его жены Розмари «Я умираю счастливой» о том, как их дочь Анна провела последние дни своей жизни в английском хосписе, Вера Миллионщикова решила создать такой же хоспис в России. И ей это удалось! Она преодолела все административные и чиновничьи препоны. Она нашла благотворителя в лице Анатолия Чубайса, который все годы существования Первого Московского хосписа помогал ему. Первый Московский хоспис — наверное, единственная больница в Москве, где смертельно больные люди умирают в любви и заботе.
Хоспис Миллионщиковой всегда был бесплатным. Вера Миллионщикова запрещала своим врачам и медсестрам брать с больных и их родственников деньги. Совершенно немыслимая история для нашей медицины! Хоспис не похож на Дом смерти. Это место задумано и устроено так, чтобы там всем было уютно: больным, их родственникам и персоналу. Этот уют, этот особый мир любви и милосердия создавала Вера Миллионщикова.
Теперь, когда она ушла в тот мир, куда проводила сотни своих больных, можно сказать: она была великой женщиной. Я знала ее много лет и теперь понимаю, что с каждым годом она становилась добрее, мудрее, свободней. В последние два года Вера тяжело болела, а в последние месяцы ей было трудно каждый день приезжать в хоспис. Она уже начинала думать о том, чтобы «уйти в отставку»...
В моем компьютере сохранился неопубликованный разговор с Верой Миллионщиковой, который мы начали вести с ней три года назад. Собирались договорить и не успели...
ВЕРА МИЛЛИОНЩИКОВА
О безнадежно больных
Отношение к безнадежным больным в России еще хуже, чем в странах Третьего мира. Даже там хосписное движение для ВИЧ-инфицированных и онкологических больных развивается более стремительно, чем в нашей стране. В этих странах гораздо больше желающих инвестировать в развитие хосписов. Там работает много миссионеров и добровольцев со всего мира. У нас же пока не существует добровольческого движения. К нам в хоспис приходят волонтеры. Но через какое-то время они уходят, потому что кому-то надо учиться, кто-то не может оплачивать себе проезд на городском транспорте. Все дело в том, что в России добровольческая помощь законодательно не оформлена. Впрочем, нашей власти никогда не было свойственно милосердие. Ни к больным, ни к персоналу, ни к старикам. Дореволюционная Россия была милосердной страной. Но мы — нация рабов и нищих. Больше 70 лет мы прожили во лжи. Существование с двойным дном привело к тому, что у нас истреблено милосердие.
В медицине — катастрофа. Такое положение с врачебными кадрами началось давно, еще до перестройки. Эта опухоль разъедала здравоохранение. Ужасно, когда посты в медицинских учреждениях занимали люди, которые были туда назначены не в связи с их научными достижениями, а по партийной принадлежности. Они становились заведуюшими кафедрами. Профессионально они были людьми не компетентными и подбирали себе в команду таких же «профессионалов». Сейчас все делается за деньги. Обучение в медвузах за деньги. Дипломы покупаются. Студенты часто думают не о том, чтобы стать врачом, а о том, чтобы стать главным врачом. Талантливому человеку очень трудно пробиться к операционному столу, если за ним нет какого-то клана или «семьи». То поколение врачей, которые пришли в медицину по чести и совести, сейчас умирает...
Хосписы должны быть в основном для онкологических больных, но нужно обязательно какой-то процент коек отводить и для всех патологий. Например, у меня в хосписе стационар на 30 коек, три койки должны быть не для онкологических больных. Вообще я считаю, что хосписы больше нужны родственникам, чем больным. На первом плане должен быть родственник. Ведь больной умрет, и там с ним разберутся. А человек, который останется жить с комплексом вины, с исживанием горя, с обидой на медицину, на власть — это ужасно. В наших силах сделать так, чтобы облегчить ему это чувство вины, чтобы он постепенно от него избавился.
Хосписному движению в России уже 17 лет. Но до сих пор нет закона о паллиативной медицине, то есть, о помощи безнадежно больным. Не существует такой номенклатурной медицинской специальности — врач паллиативной медицины. Необходимо ввести преподавание этой специальности в медицинских вузах. Мне удалось на уровне Москвы пробить для своих сотрудников 10% надбавку к зарплате.
Сотрудников для хосписа я отбираю, как «золотой песок». Каждый человек, работающий у нас, должен отработать как минимум 60 часов добровольцем после предварительного собеседования и тестирования. Каждому добровольцу предоставляется куратор. Кем бы ни был будущий сотрудник: бухгалтером или сотрудником медперсонала, он должен всегда быть приветливым, здороваться, улыбаться, спросить родственников, не надо ли им помочь. Он должен понимать, где он «варится». Хоспис — это больница по уходу. За 60 часов мы видим, подходит нам этот человек или нет.
Пребывание рядом со смертью делает человека очень открытым. Поэтому нам не нужны психологи: они нужны закрытому человеку, человеку, у которого есть проблемы. А пребывание рядом со смертью, когда человек видит то, что закрыто от глаз другого, делает его мудрым. Когда смертей и переживаний очень много, мы очищаемся. И когда мы устаем, мы понимаем : нужна разрядка. Значит, нужно найти денег, мы заказываем теплоход и... плывем... У нас есть фитнесс для персонала. Анатолий Чубайс нам организовал бассейн, солярий. Мои сотрудники так устают, что иной раз у них нет сил туда ходить. А я говорю им: не будет вам премии, если не будете ходить в бассейн и на фитнесс. Это очень важно для снятия стресса.
О здравоохранении
В медицине — катастрофа. Такое положение с врачебными кадрами началось давно, еще до перестройки. Эта опухоль разъедала здравоохранение. Ужасно, когда посты в медицинских учреждениях занимали люди, которые были туда назначены не в связи с их научными достижениями, а по партийной принадлежности. Они становились заведуюшими кафедрами. Профессионально они были людьми не компетентными и подбирали себе в команду таких же «профессионалов». Сейчас все делается за деньги. Обучение в медвузах за деньги. Дипломы покупаются. Студенты часто думают не о том, чтобы стать врачом, а о том, чтобы стать главным врачом. Талантливому человеку очень трудно пробиться к операционному столу, если за ним нет какого-то клана или «семьи». То поколение врачей, которые пришли в медицину по чести и совести, сейчас умирает...
О хосписах
Хосписы должны быть в основном для онкологических больных, но нужно обязательно какой-то процент коек отводить и для всех патологий. Например, у меня в хосписе стационар на 30 коек, три койки должны быть не для онкологических больных. Вообще я считаю, что хосписы больше нужны родственникам, чем больным. На первом плане должен быть родственник. Ведь больной умрет, и там с ним разберутся. А человек, который останется жить с комплексом вины, с исживанием горя, с обидой на медицину, на власть — это ужасно. В наших силах сделать так, чтобы облегчить ему это чувство вины, чтобы он постепенно от него избавился.
О сотрудниках
Сотрудников для хосписа я отбираю, как «золотой песок». Каждый человек, работающий у нас, должен отработать как минимум 60 часов добровольцем после предварительного собеседования и тестирования. Каждому добровольцу предоставляется куратор. Кем бы ни был будущий сотрудник: бухгалтером или сотрудником медперсонала, он должен всегда быть приветливым, здороваться, улыбаться, спросить родственников, не надо ли им помочь. Он должен понимать, где он «варится». Хоспис — это больница по уходу. За 60 часов мы видим, подходит нам этот человек или нет.
Рядом со смертью
