Президент наконец нашел замену Элле Памфиловой. Он назначил Михаила Федотова, секретаря Союза журналистов, своим советником и председателем Совета по содействию развитию институтов гражданского общества и правам человека. Как происходили выбор и назначение человека, в чьи обязанности входит защита общества от посягательств государства, какие условия ставились или не ставились, короче, какова технология власти в таких вопросах — об этом The New Times расспрашивал Михаила Федотова
Давайте о самом интересном — о «кухне»: как случилось, что выбор пал на вас? Как готовилось это назначение или все произошло спонтанно?
Конечно, готовилось! Просто его не я готовил. После того как Элла Александровна ушла в отставку, журналисты спрашивали меня, кто мог бы занять ее место, кто мог бы быть председателем Совета. И я сказал, что прекрасная кандидатура Александр Аузан. Меня спросили: «Почему?» Я ответил, что, на мой взгляд, есть критерии, которым этот кандидат должен отвечать.
Во-первых, это должен быть человек, который пользуется авторитетом в правозащитном сообществе и вообще в «третьем секторе» — в гражданском обществе, он не должен быть чужим. Во-вторых, лучше, чтобы им стал член Совета потому что, если появится человек пришлый, почти неминуемо возникнет отчуждение. И третье — это должен быть человек, который умеет работать с госаппаратом, то есть либо имеет опыт государственной службы, либо опыт работы с государственным аппаратом. Вот такие три критерия.
Технологии
И что, в администрации президента это услышали?
Я не знаю, что они услышали. Меня спросили: «Какие кандидатуры вы можете представить?» Я сказал: «Вот, пожалуйста, Аузан — раз, он отвечает этим всем трем критериям. Вторая кандидатура — Кузьминов,* * Ярослав Кузьминов — ректор Государственного университета — Высшей школы экономики. тоже отвечает всем трем критериям. Третий, кого я назвал, была Тамара Георгиевна Морщакова.* * Судья Конституционного суда РФ в отставке, ныне советник КС. Правда, я сказал, что я не очень уверен, может ли она занимать этот пост, исходя из своего статуса судьи в отставке, там есть определенные ограничения. Надо внимательно почитать закон. Меня потом коллеги спросили: «А почему ты не назвал Юргенса?» Я говорю: «Забыл». Тоже абсолютно правильная кандидатура. Меня спросили: «Михаил Александрович, а вы?» — «Да нет, ну что вы! Зачем я?» Я человек очень независимый, можно сказать, чересчур независимый, зачем им иметь эти проблемы. А дальше все затихло — никто мне не звонил, никаких вопросов не задавал. И вдруг в августе раздается телефонный звонок из администрации: «Михаил Александрович, вы не могли бы зайти?»
А кто звонил?
Человек, который отвечает за работу памфиловского Совета. Пришел, меня спросили: «Как вы видите работу Совета в будущем?» Я сказал, что я могу по этому поводу написать отдельную бумагу, если есть интерес, и там изложу свои представления. Меня спросили: «Михаил Александрович, а кого бы вы видели председателем?» — «Аузана». — «А еще?» Я назвал те же самые кандидатуры. «Ну а вы сами не видите себя в этой роли?» Я говорю: «Если президент скажет, что председателем Совета должен быть Федотов, значит, будет Федотов». У меня, знаете, есть комплекс вины — в 95-м году, когда я был представителем России в ЮНЕСКО, мне позвонил первый помощник президента (Ельцина) Виктор Васильевич Илюшин и сказал: «Борис Николаевич утвердил вашу кандидатуру на пост помощника президента по правовым вопросам, в понедельник можете приступать к работе». Для меня это было полнейшей неожиданностью. А у нас тогда дочка только что поступила в Боннский университет, жена говорит: «Как ты себе это представляешь? Мы дочку бросим здесь? Как она будет учиться?» Все-таки из Парижа до Германии — всего три часа на машине… И я смалодушничал. Я сделал все, чтобы увильнуть от этого назначения. Илюшин звонил, требовал и в какой-то момент не выдержал: «Вы понимаете, кому вы отказываете? Вы отказываете президенту! Вам что, надоело работать? Перезвоните мне завтра и скажите, что вы готовы». И вот ночью мне пришла спасительная мысль… Я позвонил Илюшину и сказал: «Виктор Васильевич, я все продумал. Я завтра, в крайнем случае послезавтра вылетаю и приступаю к работе». Он: «Вот так бы сразу, что вы тянули?» — «Нет, вы понимаете, единственное, что меня останавливает, — одно соображение». — «Какое?» — «Как пресса прокомментирует мое назначение? Понимаете, в наших СМИ такая тема курсирует, что якобы в администрации президента есть два крыла. Одно крыло — ваше, илюшинское, а другое крыло — батуринское.* * Юрий Батурин — помощник президента Б.Н. Ельцина в 1994–1998 гг. Я боюсь, как бы они не истолковали таким образом, что мое назначение — усиление батуринского крыла». Он говорит: «А при чем здесь Батурин?» — «Ну как, мы с Батуриным друзья много лет, мы с ним соавторы по закону о печати». — «А почему я об этом ничего не знаю?» — «Виктор Васильевич, но это абсолютно общеизвестная информация». — «Да? Ну ладно, я вам перезвоню». И повесил трубку. Больше мы к этой теме не возвращались.
Вот меня всегда мучила совесть, что я в 95-м смалодушничал и отказал президенту. И когда мне сказали: «Ну, Михаил Александрович, как насчет того, чтобы возглавить Совет, я сказал: «Как президент скажет, так и будет».
Это уже Владислав Сурков был?
Да, Сурков. Перед встречей с президентом была встреча с Сурковым.
Так ваше назначение — это какое «крыло»?
Сурков мне задал этот вопрос! «А на этот раз это будет усиление какого крыла?» Я сказал: «Это будет усиление крыла президента». Понимаете, я стараюсь уходить от политиканства. Я считаю, что политика — это вопросы типа «Как сделать суды независимыми?» А вопросы «Кто кого «объегорит»? Какая башня в Кремле важнее?» — вот это меня совершенно не волнует. Я буду стараться в этом не участвовать. Мне важны вопросы развития гражданского общества, прав человека, то есть то, на что меня назначил президент, — вот это важно.
Ограничители и алгоритмы
Когда вы встретились с президентом?
5 октября.
Разговор был долгим?
Больше сорока минут. Мы говорили о том, как организовать работу Совета, и о том, как мы с ним будем работать непосредственно. Потому что я предложил модель, когда председатель Совета является советником президента. Это вытекает из концепции Совета как коллективного советника президента.
Объясните, потому что это как раз у многих вызывает настороженность.
Дмитрий Анатольевич мне тоже сказал: «Михаил Александрович, а вы не боитесь, что вы потеряете независимость?» — «Нет, не боюсь, потому что я был независимым человеком — и министром, и послом. Мои представления о жизни совпадали с представлениями моего работодателя. Поэтому если у нас с вами будут совпадать представления «о добре и зле», а я надеюсь, что так и будет, то проблем не возникнет с независимостью». Да, будут, конечно, определенные ограничения, чисто формальные, безусловно. Чего я не могу, например. Я не могу публично критиковать президента, потому что я его советник. Я могу, и более того, я должен высказать президенту свое мнение по какому-то вопросу или по поводу какого-то его шага — только президенту, и никому другому. И ни в коем случае не предавать это огласке. Так что определенная потеря независимости неизбежна.
„
Гонять зайца по большому кругу наши чиновники умеют великолепно
Это минус, а преимущества позиции советника?
Возможность прямого, непосредственного контакта с президентом. Совет работает на президента, и это очень важная позиция. Потому что только через президента мы можем добиться эффективного решения вопросов, которыми мы занимаемся, — тогда нам гарантирован успех. Но, естественно, это гарантия политическая, но должна быть еще гарантия аппаратная. Бумажка может затеряться, бумажка может медленно ползти, бумажка может ползти из одного ведомства в другое в противоположном направлении. Гонять зайца по большому кругу наши чиновники умеют великолепно.
Каким будет алгоритм общения с президентом? Вы ему сможете звонить сами?
Да.
Но не так, как было у Эллы Памфиловой, которая должна была действовать через (первого заместителя руководителя администрации) Владислава Суркова или через (руководителя администрации президента) Сергея Нарышкина?
Конечно, я буду действовать и через Суркова, и через Нарышкина, и непосредственно звонить президенту. Когда президент сочтет нужным, он со мной свяжется, вызовет, скажет: «Михаил Александрович, вы хотели со мной обсудить вот такой вопрос, это важная тема, давайте поговорим» — это нормальные отношения между президентом и его советником. То есть я слуга Совета и я слуга президента. Имея статус советника президента, у меня есть гораздо больше возможностей, больше аппаратный вес. Это очень важно для того, чтобы доносить позицию до президента, с одной стороны, а с другой стороны — доносить решения Совета до структур администрации президента, до структур правительства, до различных государственных организаций, до губернаторов, мэров и т.д.
То есть вы считаете, что беда Памфиловой была в том, что у нее не было такого аппаратного веса?
Это была не ее беда, это был ее выбор. Я думаю, что она тоже могла сказать президенту, что она предлагает ему вот такую конструкцию.
Она, объясняя причину своей отставки, говорила, что ее перестали допускать до президента, перестали слушать, и в результате ее деятельность стала профанацией...
Я надеюсь, что у меня сложатся нормальные рабочие отношения со всеми. Я человек не конфликтный, я не люблю конфликты. Но в то же время я человек принципиальный, со своей позицией. И насколько я понимаю, президент это уважает.
У президентов бывают и вполне номинальные советники: должность есть, а рычагов никаких.
Здесь очень многое зависит от человека. Вот в ЮНЕСКО, когда я был там послом России, огромную роль играла такая маленькая африканская страна, как Бенин. За счет чего? За счет того, что послом этой маленькой республики был очень энергичный, очень квалифицированный, очень профессиональный человек. Не карьерный дипломат, а писатель, человек с энциклопедическими знаниями и колоссальной коммуникабельностью. И поэтому Бенин стал очень важной, очень влиятельной страной в ЮНЕСКО.
Какие-то ограничения вам Сурковым или президентом поставлены? Например, какие темы для обсуждения не надо предлагать?
Я готов к диалогу, и не только в администрации президента, где существует, между прочим, определенная служебная иерархия. Я общался с работниками администрации уже в качестве одного из членов команды и не заметил какого-то нездорового или солдафонского духа. Наоборот, атмосфера, во всяком случае пока, мне нравится. Посмотрим, как будет дальше.
Я вам скажу еще одну вещь, вот, говоря о встрече с президентом. Для меня была очень приятной неожиданностью реакция президента на книгу, которую я ему принес в подарок. Я решил отнести президенту книгу, которую выпустил мой друг, художник Борис Жутовский — гениальную книгу, роман-картина, которая называется «Как один день», с огромным количеством иллюстраций и изумительным текстом.
Я принес, но в приемной мне сказали: «Пожалуйста, оставьте здесь, вносить в президентский кабинет нельзя, мы это передадим в протокол, а протокол уже передаст президенту и дальше в президентскую библиотеку». Хорошо, порядок есть порядок. И когда я разговаривал с Дмитрием Анатольевичем, я сказал ему: «А я к вам пришел не с пустыми руками, я принес вам двухтомник». Он говорит: «А где книга?» Я говорю: «В приемной лежит, мне не разрешили вам ее передать». Ну, дальше мы с ним разговаривали — о Совете, о том, кого назначить. Он меня спросил в какой-то момент: «Так мне кого назначать председателем, вас или Аузана?» Я говорю: «Аузана». Он спросил: «Вы отказываетесь?» Я говорю: «Нет, я не отказываюсь. Как вы решите, так и будет».
И в конце разговора он мне сказал: «Михаил Александрович, а книга-то где? Принесите, пожалуйста». Я вышел в приемную, взял эту книгу, его сотрудники развели руками — воля президента. Я передал ему эту книгу, он сразу ее открыл, стал смотреть. Я говорю: «Здесь еще очень важен текст». Он говорит: «Михаил Александрович, я уже все понял, я эту книгу заберу с собой».
А в этой книге есть рисунки Бориса Жутовского с процесса Ходорковского?
Наверняка есть.
Проблемы
Писали, что Совет будет заниматься и делом Сергея Магнитского?
Да, у нас есть члены Совета, которые занимаются непосредственно историей Сергея Магнитского. Дело Магнитского уже дало определенные всходы. Это частный случай, который позволяет увидеть определенные проблемы. Первое: тюремная медицина. Второе: тяжелобольные люди, оказавшиеся в следственном изоляторе. Это две проблемы, которые сразу высвечиваются. И по ним Совет уже дал свои предложения, и уже они поддержаны президентом. И еще мы не разобрались конкретно с делом Магнитского, кто там виноват, но мы уже понимаем, что там есть проблемы, которые касаются не только Магнитского, но и других людей.
Сейчас на слуху дело Егора Бычкова.* * Егор Бычков — президент Нижнетагильского фонда «Город без наркотиков». 12.10.2010 года осужден Дзержинским районным судом Нижнего Тагила к 3,5 года колонии строгого режима за «незаконное лишение свободы, похищение человека и истязания». Делом самого Бычкова должна заниматься прокуратура. Со своей стороны Совет тоже будет отслеживать эту историю.
Многие надеются, что вы займетесь и делами так называемых ученых-шпионов.
Тоже проблема, безусловно. Но, увы, нельзя объять необъятное, вы это тоже должны понимать. Нельзя на встрече с президентом поднимать 20 тем, это невозможно и это не дает никакого результата, потому что внимание распыляется. Кроме того, можно же работать и не только в формате таких очных встреч, но и в формате документа, представления президенту аналитических записок. Если президент считает, что это полезная инициатива, он дает поручение, и дальше этот механизм в аппарате раскручивается, а моя задача как председателя Совета и советника президента — следить за тем, как это раскручивается. И если начинается торможение, подталкивать — вот и всё.
Когда будет заседание Совета?
В конце следующей недели.5 Это будет официальное заседание Совета, в котором будут участвовать и Сергей Евгеньевич Нарышкин, глава администрации президента, и Владислав Юрьевич Сурков. Владислав Юрьевич мне объяснил, что, поскольку председатель Совета теперь советник президента, то его представлять должен глава администрации.
А когда состоится встреча Совета с президентом?
Она, надеюсь, состоится до конца года.
Вы будете менять людей в Совете?
Совет за последние месяцы потерял трех человек. Он потерял Эллу Александровну. Я с ней сегодня, кстати, разговаривал: голосок очень счастливый, человек — на свободе. Режиссер Сергей Говорухин ушел, не знаю почему, ничего не сказал. И Савва Ямщиков, который ушел от нас в другой мир. Мы сначала по кандидатурам посовещаемся внутри Совета, а дальше уже я эти кандидатуры буду предлагать президенту. И до тех пор, пока президент не утвердит эти кандидатуры, я их публично не назову. И прошу не обижаться, есть вещи, которые публично заявлять неэтично.
Кстати говоря, в период без Эллы Александровны, период, когда ее заменил Александр Александрович Аузан, и заменил очень эффективно, Совет отлично работал. Мы не принимали никаких заявлений, а занимались делом. Готовили вопросы для встречи с президентом — по преодолению пережитков тоталитарного мышления, по судебной и полицейской реформе, по защите детей. Мне кажется, что этот деловой настрой надо продолжать. Наше дело ехать, а не шашечки...
Михаил Александрович Федотов
юрист, чиновник, правозащитник. Министр печати и информации России в 1992–1993 гг. Один из авторов Закона «О печати и других средствах массовой информации» (1990 г.). Был представителем президента на процессе в Конституционном суде по делу КПСС. С сентября 1993-го по январь 1998 г. — постоянный представитель России при ЮНЕСКО. Имеет ранг Чрезвычайного и Полномочного Посла. Секретарь Союза журналистов РФ.
