Чулпан Хаматова выступила в новом амплуа — танцовщицы. В Государственном театре наций она станцевала Бедную Лизу в спектакле Аллы Сигаловой
Наконец-то моя мечта осуществилась. Я работаю с Сигаловой. После окончания актерского факультета ГИТИСа, когда наш мастер Алексей Владимирович Бородин спрашивал: в какой театр вы хотите показываться? — я сказала: хочу к Сигаловой.
И повисла пауза: все подумали, что я сошла с ума. На самом деле я не знала, что в ее труппе профессиональные танцовщики. Мне казалось, что все это имеет непосредственное отношение к драматическому театру. Я очень сильно расстроилась, когда узнала, что у нее только балетные артисты. И вот эта мечта свернулась куда-то очень глубоко и дремала до того момента, пока Алла не позвонила и не сказала: «Я хочу с вами работать». «Да!» — сказала я. «Давайте сделаем с вами Достоевского «Преступление и наказание»! — «Да!» — сказала я.
На следующий день она принесла совсем не Достоевского, а какую-то английскую детскую книжку про дерево… «Да! — сказала я. — Про дерево так про дерево!»
А потом появилась музыка Десятникова, «Бедная Лиза». «Да!» — опять сказала я, послушала эту музыку... и ничего не поняла. Хотя нет!
Поняла, что мне неважен сюжет. Мне важно было прикоснуться к ее языку! Сигалова — как комета. Она летит, у нее такой хвост искрящийся, и она этим огнем испепеляет все вокруг. Мне нравится Сигалова! Потому что она ТАК яростно живет! Я, например, не могу представить ее дома в тапочках… или она что-то ест… или спит — она не спит никогда! Помню, когда мы репетировали два часа, и впереди еще два часа, и я говорю: «Алла! Давайте я попью чай, и мы продолжим!» Алла отвечает: «Да! Отлично! Чай пить не будем — сразу продолжим!»
Я ничего не умела
А в душе сейчас после прогона спектакля такая вот наглая радость. Сложно было в первый день. Когда Андрей Меркурьев вышел на разминку, а я посмотрела и подумала: ну все… пойду-ка я, пожалуй, домой. Было сложно переступить ощущение, что я могу не мешать этому блистательному танцовщику, а как-то его дополнять. И потом было, конечно, сложно учить хореографический текст. Алла, надо отдать ей должное, терпеливо ждала, когда я разберусь: где право, где лево… Когда она показывает, кажется: ой, нечего делать! А как начинаешь делать, понимаешь, что как-то все не по-человечески: ноги согнуты, тело корявое, руки не поднимаются… Я учила текст в зале, потом в машине, потом снимала на пленку и учила по пленке. По-всякому… Если после репетиции ничего не делать и позволить себе втянуться в воронку обычной жизни, то потом уже ничего не помнишь. Поэтому — выходишь с репетиции, садишься в машину, ставишь музыку, едешь, повторяешь руками, ногами…
Еще один этап: постепенное освоение пространства. Чтобы не умереть после первого кусочка, а еще продолжить спектакль. Но над этим еще надо, конечно, работать. Я смотрела много Анну Лагуну, Сильви Гиллем… Когда у меня есть свободное время на Западе, где больше развито искусство современного танца, я стараюсь, конечно, это смотреть. Люблю это. Хотя, признаюсь, больше люблю мужчин в современном
танце. Женщины в современном танце мне кажутся очень сентиментальными.
Мне не требовалось учить балетные позиции: первая, вторая… Может быть, даже Андрею Меркурьеву было тяжелее в этом плане. Он пришел с классической выворотностью, и ему надо было переучиваться. А я-то ничего не умела. Меня как поставила Алла — так я и запоминала. Андрей практически на каждую репетицию приносил мне цветок. Ни разу не позволил мне самой встать — всегда предлагал руку. Конечно, у драматических артистов, более расхлябанных, нет такого: чтобы ты хотела встать — и к тебе бы уже тянулась рука… Вообще я Андрею очень благодарна. И когда он в спектакле покидает сцену, мне сразу становится страшнее. И как только он появляется — сразу намного спокойнее.
Всех сволочей — в тюрьму!
И все-таки, если бы можно было перестать быть популярной актрисой, отказаться от всего и работать только в фонде «Подари жизнь» — я бы так и сделала.
Объем работы в фонде оказался очень большим. Эмоций там — даже больше, чем на сцене. И сейчас я постоянно перезваниваюсь с этими детьми, и даже те, кто уехал на лечение за границу, меня поздравляют… На этот Новый год я была, наверное, самым счастливым человеком. Еще один счастливый момент: наша выставка в галерее ВИНЗАВОД. Там были фотографии наших детей, которые они делали самостоятельно, были фотографии волонтеров — добровольцев, которые приходят сидеть с детьми. Недавно в «Кукольном доме» продавали куклы — собрали 300 тыс. рублей. Одна из самых бедных частей нашего общества — художники — отдали свои куклы.
8 марта у нас в больнице — праздник для мам. Все наши друзья-стилисты придут красить мам! Будут красить не просто так, а «круто»! Потом все сфотографируются и будут ходить красивыми всё 8 марта и радовать детей. Мамы же вместе с детьми «лечатся»! Они бросают работу и не отходят от детей. В общении с ними, как и в жизни, есть моменты светлые, а есть моменты тяжелые. Иногда правда тяжело… а иногда уходишь оттуда окрыленным, потому что ты кого-то сделал счастливым.
Ну а самое главное, мы готовим концерт ко Дню защиты детей, который состоится 15 мая в Московском доме музыки. Все мои силы после этой премьеры будут брошены на это.
Мои самые большие мечты: чтобы не болели люди, которых я люблю, чтобы была построена клиника, чтобы помогать людям стало нормой, чтобы все аферисты и сволочи, которые наживаются на слове «благотворительность», сели в тюрьму, провели там остаток дней и посмотрели, каково это — наживаться на чужом горе!
Государственный театр наций создан в 1987 году под названием Театр Дружбы народов. В 1991 году после распада СССР получил нынешнее название. Художественный руководитель театра — Евгений Миронов.
Алла Сигалова — хореограф, профессор Школы-студии МХАТ (с 2004-го). Заслуженная артистка РФ. Лауреат премии «Золотая маска» (2008).