Прошло много часов после страшного теракта, после события, по масштабу похожего на взрывы домов в сентябре 1999 года, трагедию подлодки «Курск», события на Дубровке, в Беслане, да много где еще — когда Путин пришел к власти, череда чрезвычайных происшествий в годы «стабильности» не имеет конца, живем как на пороховой бочке. Прошло много часов, а Путин, 87‑процентный безальтернативный лидер нации, молчал.
Его выступления с объявлением чего-то чрезвычайного — «спецоперации» ли, частичной ли мобилизации — всегда несут беду миллионам людей. Поэтому, может быть, это и лучше, что он не выступил сразу. Но для президента страны, где произошла трагедия, это было этически провально. Впрочем, страна на такое поведение Путина уже давно перестала обращать внимание.
В последние месяцы и уж тем более дни после «выборов» Путин отличался чрезвычайной разговорчивостью. Выход на публику после оглушительной «победы». Встреча с кандидатами в президенты, клявшимися ему в верности. Встреча с лидерами фракций, занимавшимися тем же самым. Встреча с доверенными лицами, вошедшими в верноподданный транс... Но, разумеется, самой главной была встреча в «родной гавани» президента. Первым местом, куда отправился автократ после электоральных процедур и митинга-концерта на Красной площади, был его бэк-офис, ФСБ — он появился там, чтобы выступить на коллегии ведомства. Собственно, еще в декабре 1999 года, в День чекиста, Путин ерничал на схожем мероприятии: «Я хочу доложить, что группа сотрудников ФСБ, направленная в командировку для работы под прикрытием в правительство, на первом этапе со своими задачами справляется». Шутка оказалась не просто удачной — она не была шуткой.
И вот на этот раз была предложена такая формула: «Уважаемый Александр Васильевич! (Бортников. — А. К.) Уважаемые товарищи! (что характерно. — А. К.) <...> Народ страны, народ России ждет от ФСБ, от сотрудников всех специальных служб предельной концентрации и высокой самоотдачи, результативных и наступательных действий». В том числе в деле купирования «попыток спровоцировать смуту».
Именно там он сказал, что предупреждения посольства США и еще ряда посольств о возможности терактов в Москве в местах большого скопления людей — «шантаж» Запада. Вместо того чтобы отнестись к этому серьезно, позаботиться о людях, а не продолжить разговаривать деревянным языком конца 1940‑х годов, отмахнулись и занялись привычным делом — «ударами возмездия» по Украине.
Что ждет народ России и от кого именно — вопрос спорный. Народ, если бы ему было позволено высказаться, ждал бы от той же ФСБ соблюдения своих прав и обеспечения безопасности. Но, в логике путинского режима, не самому народу об это судить. В соответствии с концепциями Карла Шмитта и отчасти Мартина Хайдеггера, вождь на 87% слился с народом, составляет с ним единое тело (без посредников в виде все равно имитационных институтов вроде «парламента»), поэтому ему виднее, что именно народным массам хочется и что от кого они ждут. Вполне может говорить: «мы, народ».
Но этот народ — воображаемый. Часть реального народа находилась вечером 22 марта, спустя два года и один месяц после начала «спецоперации», в «Крокус сити холле».
Путин и его огромная машина подавления гражданского общества хорошо справляются с людьми, высказывающими в соответствии с Конституцией РФ альтернативные мнения, гражданами, собирающимися в соответствии с Основным законом страны мирно, без оружия.
Его суды выносят сталинских масштабов приговоры подлинным патриотам России, желающим, чтобы она была мирная и процветающая. Его цифровые системы слежки за людьми безукоризненно выявляют тех, кто приносит цветы к местам памяти жертв сталинских репрессий. Но эта машина не может быть эффективной, когда ей действительно нужно выполнять свою прямую функцию — обеспечить безопасность граждан страны.
Найти свободно мыслящего человека, посадить его в тюрьму, избить на улице (именно этим доблестные органы ухитрились отличиться даже после теракта в «Крокус сити холле»). Немедленно выбросить фальшивый флаг, обвинить — без всяких доказательств — тех, кого удобно обвинить в преступлении, это мы можем. А идентифицировать, найти и обезвредить настоящих преступников, притом что убийцы действовали открыто, нагло, без масок в помещении, начиненном средствами слежения, они не могут. Не тому учились, не на то нацелены.
Ловить настоящих преступников‑террористов — это не крутить руки студентам на площадях, не надевать наручники 71‑летнему правозащитнику и отталкивать его от родных и друзей. Здесь все-таки, помимо таланта применять грубую силу, нужно кое-что уметь делать.
Днем 23 марта, когда я пишу эту колонку, доблестные органы сообщают о задержании исполнителей теракта. Данные о числе задержанных разнятся. И откуда известно, что именно они исполнители теракта? И кто они?
Получается, что население платит налоги тем, кто не может обеспечить его безопасность, кто, напротив, умножает опасность — своей «спецоперацией», своим преследованием собственных граждан, освобождением от ответственности многочисленной армии преступников, которых выпускают из тюрьмы только за то, что идут на фронт.
Разумеется, первая мысль — это «поджог рейхстага», создание повода для того, чтобы еще больше закрутить гайки в стране, усилить консолидацию вокруг верховного главнокомандующего, объявить мобилизацию, закрыть границы. Но даже для Путина, возможно, это чересчур: ему же нужно рассказывать о небывалых успехах экономики, ему нужно обаять молодежь, дать ей карьерную лестницу, чтобы оставалась лояльной в течение всех тех долгих лет, что он собирается еще править страной. Дискредитировать Украину — да, такая акция была бы полезна. Но в нее не поверил бы никто. Собственно, Украине такой теракт и не нужен — страна дорожит репутацией.
Надо признать, что типологически происходящее относится к категории бессмысленных и беспощадных терактов 15 ноября 2015 года в Париже, когда радикальные исламисты осуществили взрывы у стадиона «Стад де Франс», расстреляли несколько ресторанов и напали на концертный зал «Батаклан».
Террорист потому и террорист, что его послание миру эффектно, не нечетко сформулировано — он ненавидит весь мир и потому безоглядно жесток. Правда, у такого рода терактов, особенно в наших сегодняшних обстоятельствах, есть еще один эффект — он напоминает о страданиях других безвинных людей, которые погибают просто ни за что, по капризу какого-то человека, который считает себя вправе решать за других, за что и почему им следует умереть.
Да, я пишу эту колонку днем 23 марта. Путин по-прежнему молчит. Ни одного слова, не говоря уже о национальном трауре. Кремлевский аппарат ищет подходящие словесные формулы — еще одну порцию нескончаемого вранья и оправдания неоправдываемого. Но машина Путина работает — выскакивает новость: в Москве начали рассылку электронных повесток.
Ничто, никакая трагедия не может остановить работу адского механизма подавления нормальной жизни людей. Даже из уважения к памяти жертв.
Да, конечно, он выступит. В очередной раз за эту почти четверть века своего правления скажет слова в духе того высказывания, с которым он входил в политику — «мочить в сортире». У него было двадцать пять лет, чтобы добиться стабильности и безопасности. Но он разрушил и то, и другое до основания, подавив любое сопротивление своей неототалитарной системе.
Число жертв в «Крокус сити холле» превзошло персональную цифру Путина 87, которой он может сколько угодно любоваться, но которая не введет в заблуждение тех, кто еще способен думать о том, что произошло с нашей страной.
* Андрея Колесникова Минюст РФ считает «иностранным агентом».
Фото: Вячеслав Прокофьев / ТАСС