Евгения Альбац*: Государственная дума намерена принять закон о конфискации денег, имущества, драгоценностей у осужденных во восьми статьям Уголовного кодекса — о «фейках», о дискредитации армии, за антивоенные выказывания, и т. д. Что будет с частной собственностью в России? Она летит в тартарары или уже улетела? Как это скажется на экономике?
Игорь Липсиц: Священное право собственности в Российской Федерации — достаточно смешная тема. Исторически, когда обсуждался вопрос начала рыночных реформ, возникла очень скользкая тема реституции собственности. В Восточной Европе она была проведена. А в России на это никто не решился, она не проведена до сих пор. Даже РПЦ, которая до революции была очень крупным владельцем недвижимости, смогла вернуть себе что-то очень точечно. Так что святой частной собственности в России никогда не было, никаким таким божеством, перед которым надо было преклонять колени, частная собственность не была. Поэтому отнимать легко, никаких проблем с этим нет.
Цель репрессии
Евгения Альбац: Но все-таки реформаторы девяностых утверждают, и Чубайс по сию пору об этом говорит, что главное, что они сделали — создали рыночную экономику, создали частную собственность в России, и сегодня это, кстати, позволяет России выживать в условиях небывалых, никогда не встречавшихся раньше санкций. Что скажете?
Сергей Алексашенко: Давайте начнем с главного. Во‑первых, в любой стране, даже в Соединенных Штатах Америки, оплоте либеральной экономики, конфисковывать имущество можно, то есть закон позволяет это делать. Поэтому говорить о том, что право частной собственности незыблемо, не совсем правильно. Суд имеет право отобрать у вас собственность, это пункт первый. Пункт второй: Владимир Владимирович Путин, как известно, у нас юрист по образованию, поэтому у него всё происходит легально, на основании закона, и если он хочет у кого-то отобрать собственность, то сначала переписывает закон, а потом отбирает собственность. Так было не всегда, после начала войны, особенно в последние 12 месяцев, российские власти достаточно активно забирают себе активы, принадлежавшие иностранным компаниям, просто на основании указа Путина, что как раз является прямым нарушением закона. Но это из серии «все звери равны, но...» То есть для всех частная собственность незыблема, а для отдельно зверей, которые очень неприятные, право частной собственности не существует: это «Данон», это «Балтика», «Рольф» и еще два десятка компаний, которые лишились своей собственности благодаря тому, что Владимир Путин подписал бумажку, не имеющую никакой юридической силы. То что предлагается сделать сейчас — это окончательно разобраться с «врагами народа», им жизнь в России не должна казаться малиной, они-то думают, что вернутся к своему имуществу в тот момент, когда Путин покинет сей мир, но ничего подобного, ребята, мы у вас всё отберем! И в этом отношении, мне кажется, можно проводить абсолютно прямые параллели между тем, что делал Гитлер в Германии в отношении евреев, и тем, что делает Путин в отношении своих политических оппонентов или тех, кого он считает своими политическими противниками. Это изгнание из страны, лишение политических прав, незаконный отъем собственности. Незаконный — потому что закон, который принимается Государственной думой, в которой все депутаты назначены администрацией Кремля, никоим образом не является проявлением верховенства права. Не Путин первый, не Путин последний из диктаторов, которые есть в мире, поэтому всё логично.
Смысл не в том, чтобы отобрать собственность. От того, что государство получит 10 млн. или даже 100 млн. долларов, оно богаче не станет. Задача репрессии состоит в том, чтобы запугать, и конфискация является одним из инструментов запугивания
Евгения Альбац: Но ведь то, о чем говорит спикер Государственной Думы Вячеслав Володин, это политические действия, направленные против политических оппонентов. Как вы совершенно справедливо заметили, Адольф Гитлер таким образом купил лояльность большого и среднего бизнеса в Германии, когда отобрал банки, ювелирный и страховой бизнес у евреев и передал бизнесменам, лояльным национал-социалистической партии. Но вот о чем я хотела вас спросить именно как экономистов. Когда-то реформаторы очень гордились тем, что раздали людям в собственность квартиры, которые они главным образом получили от государства, лишь малая часть была куплена в так называемых кооперативах за деньги граждан. Одна из идей была в том, чтобы у граждан появилась собственность и через это — какая-то экономическая свобода. Если сейчас начнется процесс ренационализации, деприватизации, конфискации собственности, как это скажется на экономике?
Сергей Алексашенко: Да никак не скажется! Как на экономике сказалось то, что отобрали «Данон», «Балтику», «Юнипро»? В конце концов речь пойдет о нескольких сотнях, в самом тяжелом случае о нескольких тысячах «негодяев», как их назвал Володин, которые осуждены, кстати, по уголовным статьям, потому что в российском уголовном кодексе никаких политических статей нет, там все статьи уголовные. А дальше всё как с войной. Как война происходит где-то на окраинах и не касается большинства российского населения, так же, ну подумаешь, у 100 человек отобрали квартиры или дачи, которые они построили. Это же не означает, что остальные 140 миллионов должны бояться, что у них тоже чего-то отберут. А для нескольких тысяч человек это будет лишнее напоминание, чего не надо делать, чего нужно бояться. Ведь смысл не в том, чтобы отобрать собственность. От того, что государство получит 10 млн. или даже 100 млн. долларов, оно же богаче не станет, и с бюджетом принципиально ничего не изменится. Задача репрессии состоит в том, чтобы запугать всех остальных, и в этом смысле конфискация является одним из инструментов запугивания. Из страны они уехали, но продолжают гадить, поэтому надо сделать так, чтобы не гадили, давайте попробуем что-нибудь отобрать.
Евгения Альбац: Давайте уточним кое-что. Одно дело компании, которые ушли из России, и на этом основании национализировали их активы и приватизировали их производственные мощности. Но «Рольф» — российская частная компания с большой историей, которую основал очень известный в России человек Сергей Петров. Он создал очень успешный многомиллиардный бизнес, а сейчас его отобрали. На каком основании?
Игорь Липсиц: Это была долгая история, их обвинили в том, что они провели некую операцию по обмену валюты с занижением сумм, для чего там провели специальную переоценку активов, в результате на них завели уголовное дело по похищению денег у бюджета России. Но основное, конечно, было то, что Петров человек очень яркий...
Евгения Альбац: Он был депутат Государственнной Думы!..
Игорь Липсиц: Поэтому сводили счеты чисто политически. Сейчас любимая манера в России, вместо того чтобы сразу сказать, что ты враг, придумывают некое уголовное дело, вроде ты уголовный преступник и что-то украл. Как за такого заступаться! У «Рольфа» довольно вкусные активы, большая сеть салонов, которая стоит немалые деньги, на эти салоны есть вкусные покупатели, потому сейчас происходит перераспределение собственности. Это еще и некие подарки, которые можно сделать правильным людям, за правильное поведение передать им нужные активы, как это было с «Балтикой», и так далее. Так что это очень давняя история борьбы с политическим противником. Политический процесс, замаскированный под некую хозяйственную историю.
Сергей Алекашенко: Путин любит двухходовочки, он указом передал акции компании в управление Росимуществу, а вторым ходом перед Новым годом Генпрокуратура подала иск о конфискации. Это более жесткая форма. В отношении «Данона», в отношении «Балтики» и «Юнипро» теоретически российские власти могут вернуть акции законным владельцам, если к ним будут предъявлены претензии, когда в России сменится политический режим, начнутся международные суды, а я не я и лошадь не моя, да возьмите свои акции назад, и мы с вами квиты... С «Рольфом» гораздо более жесткая схема, Генпрокуратура подала иск о национализации в полном смысле этого слова.
Евгения Альбац: И это по российскому закону возможно сделать?
Сергей Алексашенко: Когда мы говорим «по российскому закону», мы с вами обсуждаем закон или может ли это случиться в Российской Федерации? Поэтому вопрос другой: российский суд, самый честный, самый справедливый суд в мире — согласится выполнить требование Генпрокуратуры или начнет спорить? Дело не в том, соответствует это закону или не соответствует, кого это волнует, важно, какое решение примет суд.
Как финансируют войну
Евгения Альбац: На прошлой неделе Соединенные Штаты ввели санкции против целой группы международных танкеров, перевозчиков российской нефти морским путем. Понятно, что задача — сократить поступления от продажи нефти в бюджет. И на прошлой неделе стало известно, что китайские государственные банки начали пересмотр взаимоотношений с российскими партнерами. Как об этом пишет американский Newsweek, китайские банки могут прекратить финансовые проводки по покупкам для российского ВПК, идущие через третьи страны. Насколько это серьезно и может ли повлиять на возможность Путина финансировать войну?
Сергей Алексашенко: Это символически важный шаг, но он приведет к очень незначительным последствиям. Во‑первых, при сегодняшней цене нефти 75 долларов за баррель, потолок 60 долларов плюс страховка плюс фрахт плюс откаты плюс что-то замылили... И даже если все танкеры и все судовладельцы согласятся выполнять потолок цен, потери России будут не настолько велики. Второе: нужно хорошо понимать, что российский бюджет финансирует войну не в долларах, он финансирует войну в рублях, и по большому счету министерству финансов не столь важно, придет к нему 10 млрд. долларов от продажи нефти или 9 млрд., мы рубль девальвируем и нарисуем сколько надо. Поэтому нефтяные санкции крайне низкоэффективны, и самый сильный удар был — запрет на экспорт нефтепродуктов, потому что Россия примерно четверть добываемой нефти экспортирует через нефтепродукты, и вот это то, с чем Россия справиться не смогла. Ну и точно так же, как Путин запретил экспорт трубопроводного газа в Европу, так он согласился с Саудовской Аравией, и Россия наложила на себя добровольное ограничение по добыче и экспорту нефти, чем на самом деле поддерживает американскую сланцевую нефть. Потому что если Россия и Саудовская Аравия не продают свою нефть на рынке, ее цена выше, и при цене выше 75 долларов американская сланцевая нефтянка чувствует себя прекрасно. Благодаря Путину в Америке нефти добывают всё больше и больше. Я еще могу понять интересы Мохаммеда Бен Салмана, саудовского кронпринца, ему с Америкой надо отношения выстраивать, но Путин в этой истории выглядит агентом американского империализма.
Что касается платежей за российскую оборонку. В случае с китайскими банками я бы не стал забегать раньше времени вперед, потому что далеко не во всех банках, а тем более китайских, сидят люди, которые могут понять, что там написано в таможенных декларациях. Короче говоря, обойти это дело не так уж и сложно, особенно если вы поставляете через восемь стран-посредников, пойди там разбери, в какой момент документы подменили. Поэтому я бы сказал так: в принципе уже обращает на себя внимание то, что американцы начинают заниматься контролем над банками третьих стран, в данном случае мы видим Китай, Казахстан и Турцию. Какой будет эффект, мы еще только увидим, сейчас это гадание на кофейной гуще.
Игорь Липсиц: Это касается платежей в долларах и евро, а торговля России с Китаем идет через юани, юань стал главной валютой для Российской Федерации, и я думаю, что здесь больших проблем не возникнет. Но тот факт, что начинается наконец отладка механизма санкций, это интересно, потому что повышает стоимость, приходится проводить еще через большее число посредников, каждый берет свою комиссию, в итоге растут затраты, и в этом смысле увеличивается финансирование военных расходов. Но финансировать военные расходы Россия может долго, потому что есть 140 млн. населения, из которых можно высасывать деньги. Сегодня каждый россиянин активно финансирует военные действия в Украине и будет финансировать еще очень долго.
Евгения Альбац: Объясните, как это понимать.
Игорь Липсиц: Очень просто. Россияне же платят огромные налоги. Да, россияне очень любят рассказывать, что они платят 13% подоходного налога, у них самая низкая ставка в мире, в России самый лучший налоговый режим — всё это чепуха. Возьмите расчеты, которые многократно делали самые разные группы, в том числе группа профессора Аузана — 48%. Это значит, что кроме 13‑процентного подоходного у вас еще больше 30 процентных пунктов от номинального заработка уходит через разные другие налоги, в частности через косвенные, за НДС, а это то, что находится в руках правительства и входит в цену очень многих товаров. Покупая эти товары, оплачивая НДС на кассе, россияне дают налоговые поступления, которые возмещают затраты на войну. И акцизы уже начали повышать и будут повышать дальше. Сейчас самая интересная тема для всех экономистов, повысят НДС или не повысят после выборов, я ожидаю, что поднимут пункта на два. И россияне будут еще больше отдавать при каждой покупке на финансирование войны.
Евгения Альбац: Все равно не понимаю. Огромное количество ресурсов сейчас идет на финансирование ВПК. Предприятия работают в три смены, повышены зарплаты, разморожены военные предприятия. Как российская экономика может выдержать это бремя нового ВПК? Ну предположим, были колоссальные запасы советского оружия, им сейчас воюют в Украине, но это же тоже не бесконечный запас. В свое время ВПК обрушил советскую экономику. Почему сейчас российская экономика может это выдержать? Сколько она может нести этого левиафана?
Весь прирост военных расходов, который был в бюджете двадцать третьего года, профинансирован за счет заначки, которую создавала Российская Федерация в ФНС, и за счет девальвации рубля. Чудес в экономике не бывает
Сергей Алексашенко: Как в России сегодня финансируются военные расходы. Во‑первых, обратите внимание, что за год практически в два раза снизился объем Фонда национального благосостояния. Из 9 триллионов осталось 5. 4 триллиона как корова языком слизнула. А если вы почитаете отчет Минфина об использовании средств ФНС, то увидите, что там мелкими буквами написано, что из Фонда национального благосостояния корова языком слизнула еще 2 триллиона рублей, которые этот фонд получил как курсовую разницу. Не забывайте, что в начале 2023 года доллар стоил около 70 рублей, а закончили год на 95‑ти. За счет курсовой разницы ФНС заработал 2 триллиона рублей, и они тоже ушли на финансирование войны. 4 + 2=6, вот вам практически вся сумма. Игорь Владимирович сказал про НДС, но ведь НДС — это налог, который привязан к динамике цен. То есть если цены выросли, то и объем НДС больше. Бюджет на этом растет, поэтому Минфин всегда был заинтересован в занижении инфляции при планировании и в том, чтобы в течение года инфляция была выше. Он расходы на все нужды, кроме войны, планирует низко: социальные расходы, образование, здравоохранение, культура, спорт, поддержка гражданских отраслей, дорожное строительство, поддержка регионов — все это не индексируется, индексируются только военные расходы, и за счет того, что инфляция в плане бюджета была 4%, а на выходе 7,5%, здесь вот Минфин еще что-то заработал на налоге на добавленную стоимость. результате особых проблем в прошлом году Минфин не испытал. Но если оптимистический сценарий на 2024 год не сработает, если что-то пойдёт не так, как в законе о бюджете, то тогда повышение НДС — это самый быстрый и эффективный способ для Минфина собрать еще немножечко денег.
Игорь Липсиц: Плюс девальвация рубля. У нас теперь с 1 января валютного рынка практически нет. Мы перешли опять к регулируемому курсу рубля, теперь ЦБ вместе с Минфином может устанавливать любой курс, а любой брокер, который станет ему в этом мешать, будет изгоняться с рынка на срок до 6 месяцев. Россия реально вернулась к назначаемому курсу, он теперь будет такой, какой нужно. Если будут проблемы, проведут некую девальвацию под предлогом того, что «это рыночные силы». Хотя уже ничего рыночного в российском валютном рынке после декабря и принятия закона об организованных торгах нету. Соответственно это даст очень хорошее пополнение. Естественно, прыгнет инфляция, естественно, обеднеет население, но у Минфина будет всё хорошо. Надо понимать, что интересы Минфина диаметрально противоположны интересам простого россиянина.
Евгения Альбац: Это очевидно. Но мне-то кажется, что интересам простого россиянина совершенно противоречит эта война.
Игорь Липсиц: Это ваше заблуждение, Евгения Марковна, полное, глубокое и тотальное. Россияне очень радуются войне, очень гордятся ею, пишут мне письма, проклиная меня всякими нехорошими словами, и говорят, что империя это святое, это наша земля, и мы должны там быть. Так что не питайте иллюзий, очень многие россияне радуются этой войне и говорят: да ладно, потерпим, зато земли будет больше.
Евгения Альбац: Вы знаете, я вот в это не верю, потому что западная разведка дает цифру 315 тысяч безвозвратных российских потерь, то есть убитых и раненых. Совершенно очевидно, что эта цифра будет расти. В Советском Союзе начался вой в городах, когда за 10 лет погибло 15 тысяч человек. Рано или поздно этот вой начнется.
Игорь Липсиц: За Афган не платили, поэтому нельзя сравнивать, и в Афгане были призывники. А здесь люди за деньги идут, так что воя не будет.
Сергей Алексашенко: Раз уж вы посадили сюда двух экономистов, то вот смотрите. Забрали мужика, которому 35–40 лет, который в своей деревне или городке зарабатывает 30 тысяч рублей в месяц, это 360 тысяч в год. Да еще пьет, побивает иногда. Машины нет, дом-развалюха, сортир на улице. И вот его убивают — несчастье случается, и его жена получает 12 миллионов рублей, т, е. она получает его зарплату одномоментно за следующие 35 лет. У вас вопросы после этого есть к российскому государству на месте этой женщины? У нее исчез пропойца, который пропивает зарплату, деньги лежат сразу за 30 лет вперед, и можно начинать новую жизнь.
Игорь Липсиц: Евгения Марковна, экономистов нельзя сажать на обсуждение таких тем, поэтому говорю: не будет плача, не будет воя, будет обсуждение типа вот этого соседа убили, соседка-то уже вся в деньгах, а мой всё как-то держится... Действительно, даже погибнув, мужик приносит своей семье больше денег, чем заработал бы. У нас очень разные уровни заработной платы по регионам, и иногда даже двадцатилетний, погибнув, приносит семье больше денег, чем заработал бы до пенсии.
Истина в яйце
Евгения Альбац: Почему поднялся такой крик о ценах на яйца? Казалось бы, ну что такое, я специально проверяла: в «Азбуке вкуса», в дорогом магазине в Москве — 107 руб за десяток. Это в четыре раза дешевле, чем в США. Почему вдруг яйца стали мерилом благополучия?
Сергей Алексашенко: Можно иронизировать, но я как раз с Путиным, который сказал про выросший спрос, согласен. Куриное яйцо — это дешевый белок, и с одной стороны, люди с низкими доходами стали получать за счет войны большие деньги и получили возможность покупать больше белка, а с другой стороны, люди, у которых доход раньше был выше, из-за инфляции обеднели, потому что на оборонку не работают, на войну не поехали, у них уровень жизни снизился, и они тоже стали больше покупать. На самом деле это закон экономики. Если Путин говорит, что дважды два четыре, я не вижу смысла с ним спорить: спрос вырос, предложение не выросло. Открыть импорт яиц из Турции или из Индии, о чем говорят и над чем смеются, означает увеличить предложение. Ну все правильно: если у вас цены растут, нужно увеличивать предложение, здесь как раз действует экономический закон. Но что называется — Путину не повезло, ему приходится за это отвечать.
Евгения Альбац: В прошлом году ЦБ напечатал 5 триллионов денег, об этом у нас в интервью говорил Олег Вьюгин. Но это же очень большие деньги. А как это скажется на инфляции в 2024 году?
Сергей Алексашенко: Я говорил о том, как Минфин профинансировал войну, и назвал цифру 6 триллионов. Собственно говоря, всё что Минфин забирает из Фонда национального благосостояния — это и есть напечатанные рубли. До того момента это запись на счетах Центрального банка о том, что у Минфина есть либо золото, либо евро, либо доллары, либо юани. И смысл использовать деньги из кубышки состоит в том, что Минфин говорит Центральному банку: ЦБ, купи у меня 5 тонн золота или там, не знаю, 3 миллиарда юаней. Центральный банк переписывает собственность на эти юани или золото в свою пользу и выдает Минфину деньги. Поэтому оценка Олега Вьюгина даже чуть-чуть меньше, чем на самом деле. Что такое 5 триллионов рублей? ВВП в 2022 году составлял 153 триллиона рублей, в 2023‑м из-за инфляции он вырос, глядишь будет триллионов 180. То есть меньше 3 процентов российского ВВП. Для нас с вами 5 триллионов безумные деньги, но с точки зрения экономики размером 180 триллионов рублей это нормально. 5 триллионов, конечно, много, за счет этого инфляция и разогналась в 2023 году. Но если мы учтем, что к концу года денег стали тратить больше, то ответ на ваш вопрос «что будет с инфляцией в 24‑м?» — ну как что, она будет расти. Это нам только Эльвира Набиулина обещает, что инфляция будет снижаться, на самом деле в двадцать четвертом году, потому что денег на войну будет тратиться не меньше чем в прошлом году, а больше, инфляция будет продолжать расти.
Евгения Альбац: Какого масштаба будут цифры и что российскому гражданину делать?
Игорь Липсиц: Умные россияне, те которые богатые и при этом соответственно умные, начинают тихо переходить на золотое обращение. Обратите внимание, российские банки начали продавать мелкую золотую единичку по 10–20 грамм. Это значит, что богатые россияне начинают понимать, какая будет инфляция, и готовятся переходить на расчеты мелкими золотыми единицами. Начинает возникать второе обращение, золотое. Ничего нового в этом нету. Так что в России надо прикупать мелкие золотые слитки, это удобно, это можно будет использовать для расчетов.
Евгения Альбац: Я всегда считала, что золото очень малоликвидный актив и что вкладываться в золото очень опасно...
Сергей Алексашенко: К тому что сказал Игорь Владимирович нужно добавить, что есть россияне, у которых есть деньги, на которые можно покупать золото. А есть россияне, у которых никаких сбережений нет вообще, таких больше, примерно 60–65 процентов, судя по опросам. Им говорить про покупку золота бессмысленно, для них ответ очень простой: чем раньше ты потратишь полученные деньги, тем лучше. Если ты относишься к 1/3 россиян, у которых деньги есть, дальше это вопрос, сколько у тебя этих денег. Если денег не столько много, чтобы покупать золотые слитки, то я бы советовал сейчас внимательно смотреть на банковские депозиты. Благодаря Эльвире Набиулиной ставка по депозитам есть и 15, и 16, и 17%. При инфляции, которая сегодня 10–12%, вы деньги не теряете. Но нужно очень внимательно следить, что будет происходить дальше, то есть держать ухо востро. При этом когда вы говорите, что у вас есть деньги для сбережения, то помните, что сбережение в объеме ваших трехмесячных доходов — это не сбережение, а подушка безопасности, заначка, которая вам в любой момент может понадобиться: заболели вы, нужно в отпуск поехать или у вас холодильник сломался.
Евгения Альбац: Правильно я понимаю, что вложение в недвижимость, о чем говорили в предыдущие годы, сейчас становится не лучшим способом сохранения собственных денег?
Сергей Алексашенко: Во‑первых, чтобы покупать любую недвижимость, у вас должно быть очень много денег, не три месячных дохода и даже не 33. Недвижимость — это очень хороший актив. Купить очень легко и предложение, как правило, очень большое. Но если нужно обратить в наличные деньги, то недвижимость это актив, который очень тяжело продается, он неликвидный, и самое главное, что вам никто не гарантирует, что через год он будет стоить больше, чем вы его купили сегодня или вчера. Недвижимость это слишком рискованный продукт, чтобы его всем рекламировать.
Игорь Липсиц: Инвесторы с российского рынка недвижимости ушли наверно года полтора как, основные покупки осуществляли люди для себя, чтобы жить. Кто хотел вложить деньги, чтобы на этом заработать, довольно давно поняли, что здесь ловить нечего, что здесь надулся пузырь. Люди пока покупают, люди не обращают внимания на то, на что обращает внимание Центробанк, что цена квадратного метра в первичке уже на 40 с лишним процентов выше, чем на вторичке, и поэтому что-то продать можно только с очень большим дисконтом. В России такие безумные цены, и столько заложено жилья, и столько висит над рынком непроданного жилья, что тут еще знаете какая сложная будет история...
Высшее образование стало очень дорогое, и в этом году — к вопросу об инфляции — уже заявлено, что стоимость обучения в российских университетах повысится на 10 и более процентов
Евгения Альбац: А инвестирование в образование? Ну надо же как-то выживать, ведь все 140 млн. не могут уехать за границу.
Игорь Липсиц: В России у семей упал интерес к образованию, потому что стало понятно, что это не очень окупается. Мы видим очень сильные изменения структуры запроса семей, они переключаются с высшего образования на среднее специальное, на колледжи, это быстрее и дешевле. Высшее образование стало очень дорогое, и в этом году — к вопросу об инфляции — уже заявлено, что стоимость обучения в российских университетах повысится на 10 и более процентов. Это уже очень дорого, в Высшей школе экономики есть программы на 460 тысяч в год. Это очень неслабо. Дальше 4 года бакалавриата и ещё 2 года магистратуры. В Европе можно подешевле поучиться. А окупаемость все-таки не такая высокая, поэтому если ты взрослый человек и уже делаешь бизнес-карьеру, то наверно стоит инвестировать в свое образование, чтобы лучше продвигаться по карьерной лестнице. А вот молодым сейчас это не очень понятно. Давайте вспомним прогноз Центробанка, где сказаны страшные слова, что Россия стоит на пороге обратной индустриализации, то есть возврата к устаревшим технологиям производства устарелой продукции. Зачем в такой экономике высшее образование? Оно будет никому не нужно. Я уж не говорю о том, что гуманитарное высшее образование это просто путь к беде, потому что государство сокращает на это расходы. Берем бюджет Российской Федерации и смотрим по статьям: на все статьи, связанные с культурой и прочими вещами, идет сокращение расходов, и даже если есть некоторое номинальное увеличение, то оно меньше инфляции. Поэтому в сфере культуры карьеры не будет, в сфере образования жизнь будет нищей. Станочник, слесарь-ремонтник — вот хорошие профессии...
Агрессор должен заплатить
Евгения Альбац: Известный инвестор Билл Браудер в Давосе выступил с предложением, которое поддерживает целый ряд стран, передать сейчас Украине замороженные 300 млрд. долларов российских денег в качестве компенсации за то, что российская армия натворила в Украине, разрушив ее индустрию, элеваторы, порты и т. д. Сразу несколько вопросов. 300 млрд. долларов — что это за деньги? Российского ЦБ или частного бизнеса? На основании какого закона, каким образом их можно передать? Я не помню, чтобы такое когда-нибудь происходило.
Сергей Алексашенко: 300 миллиардов — это активы российского Центробанка, причем эта оценка давалось российским ЦБ в самом начале. Совокупные усилия стран Запада пока дали оценку 260 млрд., ещё 40 млрд. не смогли найти. Санкции означают, что операции по счетам российского Центрального банка проводить нельзя. То есть если из этих 260 млрд. 190 млрд. находятся в банке организации, которая называется «Евроклир» (Euroclear) и осуществляет клиринг по ценным бумагам и денежным расчетам, то там есть владелец счета Центральный банк Российской Федерации, и на нем записано 190 млрд. руб. Но поскольку организация не знает, когда санкции снимут, когда Центробанку разрешат эти деньги брать, он их может вкладывать только в однодневные ночные депозиты: вложил-получил. После этого появляется Билл Браудер, великий финансист и экономист, и говорит: а давайте мы отдадим эти 190 млрд. Украине. Все закричали ура, давайте!.. Но это так не работает. Любая передача российских активов Украине возможна в двух случаях: если в какой-то стране будет судебное решение, что российский Центральный банк нарушил какой-то закон, и суд примет решение о том, что активы Центрального банка конфискуются. Ни в одной стране нет закона, по которому Центральный банк можно осудить с таким приговором. Да, может быть появится второй сценарий, когда или, скорее, после ухода Путина в России поймут, что проще отдать эти 300 млрд. добровольно или включить в пакет примирения, который будет заключаться с Западом. Потому что от того, что эти 300 млрд. долларов отдадут Украине, с российской экономикой ничего не случится, она не почувствует этого вообще. Идея Браудера красивая: а давайте отдадим, но как говорится, начни с себя...
Евгения Альбац: Но с тем же предложением выступил и нынешний министр иностранных дел Великобритании Кэмерон, который тоже говорит, что Украине нужны деньги, у нее дикий дефицит бюджета, потому что Российская Федерация разбомбила всё что только можно, им приходится восстанавливать инфраструктуру на ходу, в еженедельном варианте. На это нужны деньги, деньги выделяют Европейский союз и Соединенные Штаты, но из-за борьбы в Конгрессе между демократами и республиканцами все затянулось. Всё-таки разве это не справедливо как форма контрибуции?
Игорь Липсиц: Как сейчас выглядит картина в США — поскольку эти самые золотовалютные резервы довольно сильно номинированы в ценных бумагах правительства США. Есть решение комиссии американского правительства о том, что они будут пытаться через Конгресс вынести решение о том, что американское казначейство или американская Федеральная резервная система, которая продавала эти ценные бумаги России, получит право эти деньги направить в некий фонд финансирования расходов. Если это будет решение Конгресса по инициативе президента, то появится юридическая основа по крайней мере по ценным бумагам правительства США — вот единственное, что может быть сделано. Все очень сильно боятся, хотя я как циничный человек думаю, что они это сделают по одной причине: они хотят показать некий пример Китаю — что будет с Китаем, если он начнет какие-то операции против Тайваня: его почти 900 млрд. долларов резервов в США тоже отнимут. Ну может быть будет такая игра, посмотрим, картина начала развиваться. Мы не знаем, как это произойдёт: нет международных санкций против России, нет решения ООН, нет решения суда ООН о том, что Россия военный преступник. И я должен вам напомнить еще одну вещь: Центробанк не является частью российского правительства, он отделен по закону, и получается, что вы хотите наказать правительство России, а наказываете Центробанк, который по закону от него отделен и, кстати, судиться должен в лондонском суде, насколько я помню по закону о Центробанке, так, Сергей Владимирович?
Сергей Алексашенко: Такого закона нет, но иск должны подавать в той стране, где есть резервы. Если есть деньги в Бельгии, то нужно найти бельгийский закон, который Центральный банк РФ нарушил, и предъявить ему претензии по этому закону. Если деньги во Франции, нужно найти французский закон, в Америке — американский закон.
Игорь Липсиц: Так что это очень сложная история. Есть душа, которая горит, есть понятие справедливости, хочется выделить деньги... Но есть очень сложно устроенный мир.
Евгения Альбац: Но страна-агрессор должна заплатить за агрессию и произведенные разрушения?
Игорь Липсиц: По решению международного суда и по решению ООН. Добейтесь этого решения.
Сергей Алексашенко: Агрессор должен ответить по справедливости, но Россия может заплатить либо добровольно, либо по принуждению, а принуждение — это и есть решение суда, с которым Россия согласится. Вы верите, что Россия капитулирует и согласится платить?
Евгения Альбац: Это возможно только в прекрасной России будущего.
Сергей Алексашенко: В прекрасной России будущего не нужно будет решения суда, она согласится добровольно.
Игорь Липсиц: Только дожить бы до той прекрасной России будущего.
*Евгения Альбац, Сергей Алексашенко в РФ признаны «иностранными агентами».
Фото: exp.idk.ru, REUTERS/YURI GRIPAS