Леонида Синегрибова в 1943 году угнали в плен, тогда ему было полтора года. Мальчик оказался «в вагоне на уничтожение», но его спасла медсестра-полячка. Сейчас Синегрибов выпускает собственную газету, в которой рассказывает об ужасах фашизма, а недавно стал соавтором выставки «Донбасс: преступления без срока давности». В экспозиции смешаны события Великой Отечественной войны и «спецоперации». Бывший узник концлагеря называет украинцев «трусами» и жалеет, что полномасштабная война не началась в 2014 году. Родной старший сын и внуки Синегрибова живут в Киеве.
***
73-летняя жительница Улан-Удэ Валентина Синегрибова с половины седьмого на ногах. Первым делом она включает канал «Россия-24», чтобы «послушать Соловьева». Это стало традицией с начала «спецоперации». Обычно в это время к ней присоединяется супруг. 82-летний Леонид Кириллович пропускает такое семейное утро, только если накануне допоздна работал — сдавал очередной выпуск своей газеты «Судьба». Тогда он спит до полудня. В такие дни телевизор работает чуть тише.
«Мы должны всю нашу землю себе вернуть. И Киев — город русских матерей. А эти хохлы пусть во Львове остаются. Туда их согнать, пусть там живут», — возмущается Валентина Дмитриевна. Леонид Кириллович улыбается, когда слушает жену, и одобрительно качает головой. Он добавляет, что «Харьков тоже надо забрать». Пенсионеры сразу приглашают журналистку «Людей Байкала» к столу — пить чай с молоком — и с удовольствием рассуждают о современном положении дел.
Валентина Дмитриевна рассказывает, что под утреннюю «политическую полемику» готовит любимую кашу мужа — манную — и делает полезный для обмена веществ коктейль из огуречного сока и сельдерея. Она называет супруга «слабеньким».
Одет Леонид Кириллович Синегрибов аккуратно: клетчатые рубашки, светлые брюки и сандалии в тон, уложенная седая борода. Шаркая (в последнее время стало труднее ходить), он заходит в свой кабинет — проходную комнату между кухней и спальней. Валентина Дмитриевна любит, когда мужа фотографируют именно там — она усаживает его на стул из ротанга и зажигает бра с мягким жёлтым светом.
Снаружи частный дом Синегрибовых украшают резные бордовые ставни, в палисаднике цветёт сирень. Недавно Синегрибовы завели в дом воду, канализацию и отопление. До 2017 года Леонид Кириллович сам колол дрова и топил печь.
Автобусная остановка от дома далеко — в 20 минутах пешком, самое сложное — идти нужно в гору по песчанику, перемешанному с камнями. «Сюда даже таксисты редко ездят, без охоты», — говорит Леонид Кириллович. Недавно он смог переоформить права ещё на 10 лет. Водит журналист старую малолитражку — красную «Тойоту Витц». Машину Синегрибов купил на репарации, которые выплатила Германия. Нужна она Синегрибову для работы: раз в два месяца он выпускает номер своей газеты, регулярно ездит на встречи со студентами и школьниками, выступает перед силовиками — рассказывает о фашизме и концлагерях. А недавно стал соавтором музейной выставки, на проведение которой выиграл президентский грант.
На замечание о том, что дети могли бы не гибнуть, если бы Россия не начала войну, Синегрибов отвечает, что «гибли бы ещё больше». Он уверен, что Украина готовила нападение на Россию
Выставка проходила в музее истории Бурятии, расположенном в центре Улан-Удэ. При монтаже экспозиции две статуи небесных львов (сакральный символ буддизма) перекрыли двенадцатью стендами — на металлических жердях развесили фотографии военных из Бурятии, погибших в Украине. Рядом на заламинированных листах расположили копии статей из газеты Синегрибова «Судьба» с заголовками: «Россияне — жертвы нацизма», «Нас снова карают. За что?», «Русофобия — это нацизм». Музей из Макеевки в Донецкой области Украины передал свои архивные документы времён немецкой оккупации.
Леонид Синегрибов считает, что такое смешение разных тем — корректное: «Сейчас на Донбассе тоже фашизм, и гибнут дети». На замечание о том, что дети могли бы не гибнуть, если бы Россия не начала войну, Синегрибов отвечает, что «гибли бы ещё больше». Он уверен, что Украина готовила нападение на Россию.
В отработку полуторамиллионного президентского гранта кроме выставки входит постановка спектакля по советско-польскому фильму «Помни имя свое». По его сюжету узница Освенцима после войны ищет своего сына, на это уходит 20 лет. Ставят спектакль в доме культуры Макеевки под руководством Леонида Кирилловича вместе с местными детьми. Репетиции режиссер из Бурятии проводит по видеосвязи, но из-за постоянных бомбежек процесс идет медленно. Также Синегрибов должен издать две книги с воспоминаниями узников фашизма из Макеевки и установить мемориальную доску на здании бывшего детского приюта на окраине Макеевки, в память о детях, которые жили там в период немецкой оккупации.
«Благодаря таким людям, как Леонид Кириллович, память o тех событиях бyдeт жить. И нам нужно помнить об этих событиях всегда», — сказала на открытии выставки 4 мая Татьяна Мантатова, зампред парламента Бурятии — Народного Хурала. Через две недели экспозицию «Донбасс: преступления без срока давности» убрали в архив.
«Я не Лёник, я Тадик»
Полуторагодовалый малыш стоит у пустого стола, покрытого старой скатертью с вышитыми ягодками. Он складывает два пальчика, хватается за земляничку и кладет ее в рот: «Жую пустоту от голода». Леониду Кирилловичу рассказывала о том, что увидела, соседка.
В 1942 году Леонид Синегрибов потерял мать. Ее вместе со старшим братом, 11-летним Валентином, угнали в плен. Отец Кирилл Яковлевич, который раньше работал на Дятьковском хрустальном заводе бухгалтером, еще в начале войны ушел в партизаны. Мальчик остался на оккупированной немцами Брянщине с 66-летней бабкой по материнской линии Марией Михайловной. Но в начале сентября 1943 года в плен угнали и их.
Синегрибов уверяет, что помнит: до поезда приходится бежать, бабушка держит его на руках, надзиратели травят собаками, везут людей в тесном товарном вагоне. В Литве в лагере для перемещенных лиц «Алитус» бабушку и внука разлучают. Марию Михайловну отправляют в Австрию работать на канатной фабрике, а полуторогодовалого мальчика отбирают в «вагон на уничтожение». О том, что произошло дальше, он знает со слов своей второй матери Марии Малевской: из вагона спасли шесть детей, их по очереди вынесла под халатом медсестра.
«На улицах были скандалы, соседки обзывали мать «блядь немецкая», она в ответ крыла матом. И Валик мой сломался войной. В нем эта злость до самой смерти оставалась: он даже меня недолюбливал, что я сумел кончить университет. У него была психика подорвана»
«Ухаживала за нами полячка Ванда, она сказала местным женщинам, что детей будут кончать. И некоторые женщины запросили: «Ты мне ребеночка вынеси». И пани Малевская тоже попросила, но сказала, чтобы был именно мальчик и с черными глазами, как у нее», — так Синегрибов оказался в местной семье строителя и домохозяйки. 27 декабря 1943 года в местном костеле его крестили и дали имя Тадеуш. Запись об этом осталась в церковной книге. Разговаривали в новой семье на трех языках. Приемный отец Стасис Фердинандович был поляком, мать Мария Винцентовна — литовкой. «Любили меня, как родного», — говорит Синегрибов. Он до сих пор помнит, как сытно его там кормили.
Бабушка Синегрибова выжила, в мае 1945-го ее освободили из плена, она вернулась на Родину. 68-летняя Мария Михайловна упала на колени перед отцом Леонида Кирилловича, который тоже пережил войну и вернулся домой еще раньше, и призналась, что «потеряла Лёника». Синегрибов называет свою бабушку «маленько непутевой». В основном из-за того, что она много курила и часть свидетельства о его рождении оторвала и скрутила на цигарку. Но основную часть документа сохранила, на обороте было написано «Алита-станция». Она взяла с собой документ в плен, а на обрывке перед расставанием с внуком нацарапала название лагеря, чтобы не забыть.
Отец Леонида Кирилловича сразу поехал в Литву, обошёл все детдома в Алитусе, но сына нигде не было. Он уже пошёл оформлять документы на отъезд, когда кто-то из местных показал ему дом, где «прячут русского мальчика».
«Я во дворе играл», — Синегрибов переходит на шепот, когда вспоминает первую встречу с родным отцом. Мальчику тогда было пять лет. «Отец пан Малевский говорит: «Тадик, иди-ка сюда». Заходим в хату, сидит мужик в телогрейке, бородатый, страшный. Пан ему говорит: «Ну вот он». Мужик начинает меня разглядывать, а я в слезы, испугался». Отец Леонида Кирилловича прожил у Малевских несколько дней. Он договорился с пани, что если сын к нему не привыкнет, то он «не будет его ломать» — оставит в приемной семье.
«Малевские спали на постели, отец родной на полу, а я в кроватке. Пани рассказывала мне, что проснулась и видит, как я сполз на пол и разглядываю отца. Она поняла, что я его признал», — Леонид Синегрибов знает это из рассказа самой Марии Винцентовны, уже взрослым он разыскал Малевских и в 1964 году ездил к ним в гости. Его историю тогда напечатала газета «Советская Литва», благодаря публикации Малевским дали квартиру в Алитусе. «Я спрашивал тогда пани: «Как ты могла меня отдать?» Она сказала: «Тадик, это был твой родный батька, грех на душу я не могла взять».
Отец Леонида Кирилловича перед возвращением дал телеграмму, что нашёл сына и приедет ближайшим поездом. На хрустальном заводе это была сенсация, слух быстро распространился, поэтому встречать Синегрибовых на перрон пришли десятки человек, все хотели узнать, как удалось разыскать ребенка, многие не могли найти своих близких. Встречать сына бежала и мать Синегрибова со старшим братом, они тоже выжили в плену и вернулись на Родину. «У мамки сил не хватило, она не добежала до вокзала и осела на землю. Говорит, я не пойду дальше. Беги один, Валька, встречай», — пересказывает воспоминания старшего брата Леонид Кириллович.
Синегрибов объясняет, что никогда не раздумывал, какую семью любил больше — родную или приемную. После возвращения в Россию он быстро забыл о Малевских, потому что началась тяжелая адаптация. Мальчика в курточке из перешитой немецкой шинели сразу после возвращения повели в детский сад при хрустальном заводе. Голод продолжался, и только там можно было «хорошо кормиться». Воспитательница представила его детям русским именем. «А я закричал, что я не Лёник, я Тадик и что я не хочу русских булок и не хочу Сталина, — вспоминает Синегрибов. — Мне рот рукой закрывали». Ему дали прозвище «немец». Немцев на Брянщине ненавидели, мальчишки закидывали пленных, которые отстраивали завод и ходили под конвоем, камнями. Высшим пилотажем было попасть в лицо. «Меня били, колотили все, кому не лень. В туалет брат старший провожал, воспитатели провожали. Многие люди говорили: зачем меня привезли в Россию? Жил бы там, где жил».
«Она проявляла ко мне чрезмерную строгость», — тактично объясняет жестокость матери к себе Леонид Кириллович. Женщина считала, что мальчика избаловали «на польских харчах». Он оправдывает мать пленом: там она стала нервной, «изработанной». Вместе со старшим сыном женщина попала в семью Бауэров на ферму в Германии, она и Валентин никогда не рассказывали близким о том, что они там пережили.
«На улицах были скандалы, соседки обзывали мать «блядь немецкая», она в ответ крыла матом. И Валик мой сломался войной. В нем эта злость до самой смерти оставалась: он даже меня недолюбливал, что я сумел кончить университет. У него была психика подорвана», — рассказывает Леонид Кириллович.
Леонид Кириллович долго думает, что ответить на вопрос о том, что разве не нужно все политические конфликты решать мирно, чтобы люди снова не переживали тот ужас, который пришлось вынести его семье. Видя растерянность мужа, за него отвечает Валентина Дмитриевна. Она с нажимом говорит, что «наши никого не бомбят».
«Только те дома страдают, которые рядом с военными заводами. Мы специально не бомбим их. У нас такого нет, у нас совесть чиста, мы просто хотим, чтобы люди могли разговаривать на русском языке», — объясняет пенсионерка и снова начинает говорить о том, какие неблагодарные украинцы, которым так много досталось после развала СССР.
Леонид Кириллович с женой не спорит и продолжает вспоминать детство. Его отец много работал, но иногда водил младшего сына в кино. Самым любимым фильмом было «Сказание о земле сибирской». Отец Синегрибова привил сыну любовь к Сибири, поэтому после службы на флоте и журфака Ленинградского института Синегрибов отказался ехать в Киев и Вильнюс, где ему предлагали работать собкором, а выбрал Бурятию.
«Украинцы — это не русские люди»
Синегрибов приехал в Улан-Удэ в 1969 году и устроился в газету «Правда Бурятии», писал на разные темы, часто освещал съезды партии. К этому времени он перестал бояться рассказывать о своем детстве. Когда пошёл в армию, отец запретил даже упоминать, что он был в концлагере. «Это клеймо на всю жизнь, — объясняет Синегрибов порядки тех времен. — Но я армию отслужил, в университет поступил, мне уже никто не страшен был, я был свободный».
Часть статей Леонид Кириллович подписывал Т. Малевский. Такую практику Синегрибов ввел сразу, как начал публиковаться в «Правде Бурятии». Он объясняет, что хотел сохранить свое второе имя, потому что с ним прошло его детство. Синегрибов «не перекрещивался» в православие и остался католиком.
Сибирские пенсионеры узнают о том, что происходит в Украине, из новостей и телешоу. Спросить напрямую у Вадима не могут, боятся его подставить, потому что «там пресекается общение спецслужбами»
В Бурятию Синегрибов привез и первую жену родом из Украины. К этому времени у них уже был четырехмесячный сын Вадим. Капитолине Григорьевне не понравилось на новом месте. Леонид Кириллович говорит, что только теперь понял, вспоминая первую супругу, что «украинцы — это не русские люди». После развода бывшая жена с сыном вернулась в Украину.
В 1979 году Леонид Кириллович еще раз женился — на Валентине Дмитриевне, коренной сибирячке. У супругов родился сын Дмитрий. С Вадимом, сыном от первого брака, который с матерью уехал в Украину, Леонид Кириллович виделся редко, в основном отец и сын созванивались. В 2022 году после начала войны общаться стали совсем редко — говорили три раза за полтора года. Сейчас Вадим иногда пишет отцу в Viber, последний раз в марте — поздравлял его с днем рождения. Сообщения вслух читает Валентина Дмитриевна, Леонид Кириллович пользоваться смартфоном не умеет. Отвечает тоже она, несколькими дежурными фразами. Политику с родственниками из Украины они не обсуждают с 2013 года, после Евромайдана и аннексии Крыма, а из тем — как растут внуки и погода.
Сибирские пенсионеры узнают о том, что происходит в Украине, из новостей и телешоу. Спросить напрямую у Вадима не могут, боятся его подставить, потому что «там пресекается общение спецслужбами». Об этом они знают из программ Соловьева. Леонид Кириллович не хочет рассказывать об украинской родне и их взаимоотношениях, отказывается дать телефон сына. Он добавляет, что даже попросил знакомого проверить его по базе «Миротворца». Если его фамилия там есть, то общаться Вадиму с ним еще опаснее.
У супругов единая позиция по войне в Украине. Они жалеют, что ее не начали в 2014 году, когда «Донбасс полыхал нашими флагами». Синегрибов рассуждает, что если бы «спецоперация» началась раньше, то больше бы украинцев были на стороне России, а за восемь лет их перевоспитали: «Трусость им привили».
«А войну как не начинать? Сейчас говорят: победа, победа. А мы уже победили, что мы за них заступились, за Донбасс. Что их там смолили русских наших. Мы уже победили, что мы вошли. А остальное уже как бог даст. Но если мы только сдадимся, мы все будем в концлагерях: и вы, и мои дети. Мы знаем, что такое фашизм, никакой пощады не будет», — говорит Синегрибов.
Леонид Кириллович рассказывает: в тылу нет ощущения, что идет война, и это неправильно. Он считает, что на местах к вдовам и женам мобилизованных формальное отношение, потому что «Путин не может всё знать». В пример приводит историю о племянниках жены. Двух родных братьев забрали на войну в сентябре, оба занимались сельским хозяйством. Одного, который жил в Иркутске, хотя бы отпустили на два дня доделать дела (он успел вывезти из леса дрова, которые заготовил на зиму) и обеспечили снаряжением. А второго из Тункинского района Бурятии буквально выдернули из постели, пожилым родителям пришлось покупать ему каску и бронежилет, на это ушло 30 тысяч рублей. «Хоть бы одного отправили в пекло самое, а не двух из одной семьи. А где-то гуляют, в рестораны ходят, а тут настоящие труженики», — сокрушается Синегрибов. Он говорит, что будет «драться за этих ребят» на страницах своей газеты «Судьба» и обещает, что про него еще услышат.
Эту газету Синегрибов выпускает с 1993 года — тогда он ездил на слет бывших малолетних узников фашистских концлагерей в Литву, там бойкому журналисту и посоветовали выпускать газету. Первый номер вышел в мае, тираж — 20 тысяч экземпляров, но заплатить типографии было нечем. Тогда Синегрибов попросил выдать ему авансом 100 газет и привез их на встречу с бывшими узниками в Смоленск. Там скинулись деньгами: «Пустили шапку в круг». Этого хватило, чтобы выкупить все экземпляры.
В первом номере Синегрибов напечатал слова одной из узниц концлагеря: «У нас не было детства — его отняла война, у нас не было заслуженного отдыха — его отняла перестройка. Неужели мы и впрямь неимущие? Нет. У нас есть гордая и честная судьба непокоренных, героическая судьба победивших смерть».
«Россия с нами и c нами Бог»
23 сентября 2022 года в центре Улан-Удэ проходил концерт-митинг в поддержку референдумов на Донбассе. На площади Советов установили сцену, баннеры за ней украсили триколором и символами вторжения в Украину — латинскими буквами Z и V. Зрителей собралось больше сотни, в основном там были женщины в возрасте, солдаты, студенты, многие в одежде с символикой «Молодой гвардии». Выступал глава Бурятии Алексей Цыденов, бурятские артисты исполняли советские военные песни и песни популярного сейчас певца Шамана (его самый известный трек — «Я русский»), а также композицию, которую называют народным гимном Донбасса, со словами: «B полнеба пламя, в полнеба смог, Россия c нами и c нами Бог». Несколько женщин слушали музыку и вытирали слезы.
Пригласили на сцену и Леонида Синегрибова. Одетый в черный кожаный плащ, он читал свою речь с листа и почти не поднимал глаза. «Правда истории состоит в том, что именно Россия сломала хребет фашизму. Правда еще и в том, что именно сегодня Россия возглавила борьбу. Наше дело правое — победа будет за нами!» — сказал Синегрибов. Сюжет об этом концерте показали на всех республиканских каналах. Валентина Дмитриевна гордится выступлением мужа. А особенно словами в конце, которые приписывает Сталину. Она не отрицает репрессий, но считает его хорошим правителем.
«Вот вам будет 80 лет, и Путина могут точно так же обкакать, как и Сталина сейчас. У него, как и у каждого человека, есть свои ошибки, он крупный деятель политический. Вы в старости какой-нибудь молоденькой девочке будете объяснять, что сделал Путин, а она будет совсем по-другому говорить», — объясняет журналистке ЛБ свое отношение пенсионерка.
— А если пожилые немцы так же про Гитлера скажут: откуда вы знаете, ошибки у всех были?
— Знаете, 27 миллионов уничтожено наших людей.
— Но в тридцатые годы из-за репрессий Сталина тоже миллионы людей погибли?
— Но не 27 же миллионов, — отвечает она.
Леонид Кириллович, как обычно, с женой не спорит.
Синегрибов выпустил уже 205 номеров своей газеты «Судьба». Долго там публиковались только рассказы узников концлагерей. Люди со всего бывшего Советского Союза присылали Леониду Кирилловичу письма со своими тяжелыми историями. Чаще всего написаны они были от руки. Перепечатывал эти письма Синегрибов сам, он пользуется компьютером и электронной почтой. Леонид Кириллович читал их вслух жене, Валентина Дмитриевна плакала, даже попросила не рассказывать об ужасах фашизма перед сном.
«Рассказывал, что здесь нет нацистов»
Зимой 2023 года в центре Киева завыли сирены, объявили воздушную тревогу. Но Вадим Синегрибов — первый сын Ленида Кирилловича — остался стоять на балконе своей квартиры и курить. Сейчас он называет себя за это дураком. Российская ракета пролетела прямо над его головой: «Я своими глазами видел, как она сгорела». К счастью, сработали системы ПВО. За полтора года он научился различать звуки разной артиллерии и неоднократно видел боевые дроны, которые запускает армия соседней страны.
Вадиму 54 года, он почти копия своего отца, Синегрибова-старшего, только выше ростом. До 12 лет Вадим жил в Улан-Удэ. Помнит, как отец часто возил его на зимний Байкал полазить по ледяным торосам, водил по тайге, однажды они заблудились, и мальчик сильно перепугался. Любил Вадим бывать с Леонидом Кирилловичем и по его журналистским делам. А однажды они ехали больше пяти суток на поезде из Киева в Бурятию. Вадим помнит, как сидел у окна в их купе и смотрел на меняющиеся за окном пейзажи.
«Я очень любил папу. Когда родители развелись, я все равно часто приезжал в Улан-Удэ. Я плакал, когда нужно было улетать. Потому что папа есть папа. С папой у меня были близкие отношения. Я его очень уважал и уважаю», — рассказывает Вадим. Он работает на украинских железных дорогах. На выбор профессии тоже повлиял отец. С детства он внушал Вадиму, что тот должен стать машинистом. По мнению Леонида Синегрибова, это лучшая работа, потому что железнодорожники нужны любой власти и всегда при деньгах.
«Я очень хочу встретить и обнять отца, но я не представляю, как это можно сделать», — говорит сын Леонида Кирилловича Вадим Синегрибов
Новость о том, что Россия напала на Украину, застала Вадима в дороге, он управлял поездом, который ехал в Одессу. Ему позвонила жена Татьяна и сказала, что в Киеве «бахает», он попросил ее собрать документы и сидеть с детьми в подвале. У них восьмилетний сын и четырехлетняя дочь — внуки узника концлагеря.
«Когда началась война, я отцу свою точку зрения донес. Рассказал, что здесь нет нацистов, никакой угрозы для России, русский язык никогда не ущемлялся. Тем более по работе я езжу во Львов, в Западную Украину. За русский язык я не наблюдал ничего такого», — объясняет Вадим.
Но отец с самого начала войны говорит устами Соловьева, признает Вадим. Он и сам иногда включает программы российского телевидения, чтобы понять, что рассказывают россиянам. Говорит, что если долго это смотреть, то «мозги начинают ехать». «Я знаю, что здесь у нас происходит, и когда они врут, то эмоции понятные. Для отца Россия не напала. Для отца Украина — это младшая сестричка России», — говорит он.
Вадим готов общаться со всеми родственниками из России не только на бытовые темы, но и рассказывать о войне, если спросят. С одним из двоюродных братьев общий язык он нашел. Родной по отцу младший брат Дмитрий с начала войны ему не звонит и не пишет вообще. Вадим говорит, что не хочет ругаться и «бить горшки с родными», и поэтому пытался достучаться до отца. Писал ему на электронную почту о том, что было в Буче и других городах под Киевом. Под оккупацией несколько недель был его близкий друг: «Когда связь с людьми пропадает надолго, ты их уже хоронишь в уме». Друг выжил и рассказал Вадиму, что пережил.
«Я писал отцу, что российские солдаты, офицеры вытворяли, как они убивали детей. Сосед товарища шел по воду, его застрелили, а ребенка не добили. Друг много чего рассказывал. Говорит, что давно не видел другого своего соседа, пошел в дом, а там лежат тела с отрезанными головами. Я уже не стал конкретно расспрашивать, как лежали тела, понимаете, мне самому страшно было», — вспоминает Вадим.
Он рассказывает, что с начала мая 2023 года российские бомбежки стали сильнее. Семья живет в центре Киева и поэтому все время рискует попасть под обстрел. Жену с детьми Вадим увозил в село, но они вернулись к нему. Уговаривал уехать в Норвегию, но Татьяна отказалась, чтобы быть рядом. А сам Вадим уехать не может: мужчин до 60 лет из Украины не выпускают. Синегрибов уже на пенсии, но продолжает работать машинистом, сотрудников стратегически важных предприятий воевать не забирают. Старшая дочь от первого брака, еще одна внучка Синегрибова, 27-летняя Полина через три месяца после начала войны уехала в Польшу, не вынесла постоянного страха из-за бомбежек. Сейчас она учится, работает ветеринаром.
До начала войны Вадим лояльно относился к России. После 2014 года смотрел телевидение Донбасса, был подписан на известного пророссийского блогера Анатолия Шария, который поддерживал конфликт на востоке Украины. Последнее, что он видел у него — это интервью с представителем МИДа России Марией Захаровой, которое Шарий взял 16 февраля 2022 года. Захарова опровергла возможное вторжение России и сказала украинцам: «Успокойтесь».
«После вторжения я увидел, что такое Россия, и отношение кардинально поменялось. Когда я увидел, как летают ракеты над головой, когда я услышал, как убивает людей русская армия. Когда видишь наяву все это, я понял, какой я был дурак и как раньше к этому относился. Как я мог воспринимать Россию, если мне по пальцам объясняли, как дальше будет», — говорит Вадим. Он не хочет винить родственников в том, что война началась. Отца, который выступал на митингах, пропагандистом не считает, скорее свадебным генералом, которого используют власти. «Я читаю его газету, что он поддерживает военных, которые у нас в Украине всех режут. Это мы с ним попозже поговорим. Он старенький, боюсь, что критически думать уже, наверное, толком и не может», — объясняет сын.
Последний раз Вадим виделся с отцом в 2019 году в Гомеле. Леонид Кириллович ездил в Беларусь на похороны своего брата Валентина. Сын со второй женой и маленькой дочкой приехали к нему, Леонид Кириллович снял им квартиру, они пробыли там одну ночь. С младшим внуком Синегрибов никогда не встречался. «Я очень хочу встретить и обнять отца, но я не представляю, как это можно сделать», — говорит сын.
«Мы всё еще живы»
В 2005 году Леонид Кириллович впервые поехал в Германию В этой поездке, как он сам говорит, он почувствовал себя бедным по сравнению с ними: «Я ходил по магазинам и думал: боже, какой я нищий». Тогда он привез домой гостинцы: чайную чашку и две банки пива, больше денег ни на что не хватило.
Недавно Синегрибовы летали в Москву. Там проходила перевыборная конференция российского союза бывших малолетних узников фашизма, которую уже 12 лет возглавляет Леонид Кириллович. Ждали 38 делегатов, но приехали 27. Раньше из бюджета регионов старикам выделяли деньги на поездку, сейчас финансирование сократили. У 11 бывших узников просто не оказалось денег на билеты и гостиницу.
«Сейчас видишь, какая ситуация — спецоперация, сейчас попробуй обратись куда», — сетует Синегрибов. Он купил билеты себе и жене с пенсии, по льготному тарифу они обошлись в 15 тысяч рублей. Леонид Кириллович рассказывает, что на конференции обсуждали одно: «Как восстановить связь с теми узниками, с кем на соседних нарах лежали, а сейчас они на Украине и в Прибалтике». Он считает, что они хотят общаться, но власти их за это наказывают и даже «гоняют». Об этом он слышал в российских новостях. При этом даже среди делегатов были те, кто против «спецоперации». «Губочки поджимают, многие же с Украины, но вслух не говорят», — делится наблюдениями Валентина Дмитриевна.
Денег не хватает и на издание газеты. Журналист признается, что газета несколько раз была на грани закрытия, сейчас выходит только по шесть номеров в год. Не спасает даже подписка, которая стоит 640 рублей. Во сколько обходится один выпуск, Леонид Кириллович рассказывать не хочет: «Богатые не привыкли рассказывать такое, а мне уж вообще не пристало». Он объясняет, что бесплатно работает в газете, как единственный автор и редактор, живет на пенсию, оплачивает услуги верстальщика, корректора, типографии и почты. В отделение связи он ездит на своей машине и сам отправляет письма с газетами каждому читателю. Просит только заказывать на один адрес по несколько номеров, чтобы сэкономить на конвертах. За рубеж «Судьбу» не заказывают, для своих читателей из бывших стран Советского Союза он выкладывает все номера бесплатно на сайт. Журналист уверен, так его читают по всему миру. На главной странице сайта газеты полное название «информационного проекта» звучит так: «Газета «Судьба» — Мы ещё живы!»
Леонид Кириллович также пытался поддерживать связь с потомками своих приемных родителей. В 2019 году журналисты «Первого канала» съездили к Малевским в Литву, чтобы организовать их встречу с Синегрибовым на Красной площади: «Я им посоветовал сказать: «привет от Тадика», чтобы им открыли дверь, и им открыли». Внучка и внук ехать отказались. Первая сослалась на болезнь, второй прямо сказал, что не будет делать этого из-за политики Путина. «Критически они относятся к нам, и ко мне тоже», — подытоживает Синегрибов.
«Ребята, стоп»
Леонида Кирилловича тревожит, что он не может найти надежные руки, чтобы передать свое дело. К нему в гости приходят студенты-журналисты, пьют чай, но душа к работе в «Судьбе» ни у кого не лежит. Сын Дмитрий руководит фондом «Судьба» — подписывает документы, но, по словам отца, «он не журналист, а мне нужно, чтобы человек писал», — объясняет Синегрибов, почему родной сын не занимается редакционными делами газеты. Дмитрию 43 года, у него трое детей, но он уже приготовил рюкзак с военным снаряжением на случай призыва и, по словам отца, готов идти на войну «хоть завтра».
«Я тоже пойду за ним, за Дмитрием, чтобы он в брата не стрелял. Чтоб брат в брата не стрелял, я встану между ними и скажу: ребята, стоп!»
«С кем, с кем вы разговаривали? С Вадимом?» — с удивлением спрашивает Дмитрий. Он не верит, что речь идет о его старшем брате, и уточняет у журналиста, где живет Вадим, о котором идет речь. После слов о Киеве просит сказать, в каком городе работает издание «Люди Байкала» и сразу прощается. Обещает перезвонить, «если что». И не перезванивает.
Леонид Кириллович понимает, что оба его родных сына могут встретиться по разные стороны фронта. «Я тоже пойду за ним, за Дмитрием, чтобы он в брата не стрелял. Чтоб брат в брата не стрелял, я встану между ними и скажу: ребята, стоп!» Валентина Дмитриевна не верит, что такое возможно, и смеется над тем, что Леонид Кириллович грозится идти политруком на войну.
Вечером супруги смотрят телевизор. Сначала «Олечку 60 минут», потом новости с «Димой» Киселевым, дальше «гниду» Владимира Соловьева: Валентина Дмитриевна ругает его, но с ласковыми нотками в интонации. Причина немилости — дачи на озере Комо в Италии, которые отобрали у пропагандиста. «Если бы их не было, мы бы сейчас верили бы этим фейкам украинским», — объясняет она свою любовь к телеведущим. Но и они ошибаются, признаёт пенсионерка. Недавно любимый ведущий семейной пары Соловьев в одном из эфиров сказал, что в России не осталось узников фашизма, все умерли. Леонид Кириллович услышал это и сильно возмутился. Он хотел написать пропагандисту: «Как умерли, Володя? Нас 70 тысяч гавриков». Но махнул на это рукой.
Текст и фото::Алина Головина/ «Люди Байкала».