В результате аварийной посадки самолета SSJ-100 в Шереметьево погиб 41 человек. Направлявшееся в Мурманск воздушное судно взлетело из столичного аэропорта в 18:03, а уже в 18:10 начало заходить на посадку. При столкновение со взлётно-посадочной полосой самолёт сильно ударился, его дважды подбросило, после чего SSJ-100 загорелся. В момент аварии на борту находился 71 пассажир и пятеро членов экипажа. В Мурманской области в связи с произошедшими событиями объявлен траур.
Выжившие пассажиры утверждают, что в самолёт ударила молния. Этой версии придерживаются и пилоты, утверждающие, что после удара молнии в кабине отказало оборудование, из-за чего самолёт пришлось сажать в ручном режиме.
Следственный комитет, возбудивший уголовное дело по ч.3 ст. 263 УК РФ «нарушение правил безопасности движения и эксплуатации воздушного транспорта, повлекшее по неосторожности смерть двух и более лиц», рассматривает три основные гипотезы: недостаточная квалификация пилотов, диспетчеров и служб, осуществлявших техосмотр борта; неисправность воздушного судна или неблагоприятные метеоусловия.
Но помимо вопросов о непосредственной причине аварийной ситуации, вынудившей экипаж совершить экстренную посадку, есть и другие вопросы. Хорошо ли сработали экстренные службы и почему они не сразу оказались рядом с аварийно севшим самолетом? Насколько квалифицированно действовал экипаж SSJ-100? Что можно сказать о техническом состоянии самолета?
На вопросы NT ответили авиационные эксперты — пилот, командир Боинга, член комиссии при президенте РФ по вопросам развития авиации Юрий Выходцев и летчик-испытатель, президент корпорации «Авиация» Магомед Толбоев.
NT: Почему к моменту аварийной посадки самолета рядом с ним не оказалось экстренных служб?
Магомед Толбоев: Если экстренные службы прибыли поздно — это плохо. Значит, они среагировали медленно, тем более, что им было заранее известно, что в воздухе происходит что-то неладное. А значит к моменту посадки они уже должны были стоять вдоль полосы.
Юрий Выходцев: Работу службы спасения, которая придана к любому аэропорту, тем более, международному, можно было бы оценить, если бы была задекларирована, предположим, посадка горящего самолёта, или самолёта с подозрением на пожар, без шасси или с неисправностью шасси. Тогда службы приводятся в «боевую готовность» до приземления воздушного судна.
Если самолёт, например, предполагает совершить посадку без шасси, то у него есть время покружить, выработать оставшееся топливо. А тем временем все соответствующие службы подготавливают аэродром: поливают пеной, выстраиваются в зоне примерной остановки.
Руководитель полёта должен, увидев такую ситуацию, дать команду о вызове спасательных служб немедленно. В то же время нормы, которые существует на их прибытие, непонятны: кто-то говорит — полторы минуты, кто-то — до трёх
Но в нашем случае оценить работу экстренных служб трудно, потому что возгорание началось уже после приземления, строго говоря, после третьего касания к полосе. Первое касание было очень грубым, от чего, скорее всего, сломалось шасси и пробило топливные баки. И тут начинается другая история. Руководитель полёта должен, увидев такую ситуацию, дать команду о вызове спасательных служб немедленно. В то же время нормы, которые существует на их прибытие, непонятны: кто-то говорит — полторы минуты, кто-то — до трёх.
NT: Могло ли привести к катастрофе неудовлетворительное техническое состояние самолета?
Юрий Выходцев: По поводу технического состояния самолёта сказать что-то невозможно. Судя по всему, молния в него действительно попала, и что-то вышибла. По крайней мере, связь работала с перерывом. А если выбило всё электричество и компьютеры, то борт был слабоуправляемым или вообще неуправляемым.
Но надо ждать расшифровки того, что обычно называют «чёрным ящиком», хотя вообще-то он оранжевый. Он должен быть не повреждён, кроме того, живы пилоты, и они сами могут рассказать, что работало, а что нет. И это позволит выстроить первую картинку, хотя окончательное установление истины — это процесс небыстрый. Не стоит делать поспешных выводов.
Возможно, что отказ был полный, и тогда лётчики ничего не могли сделать. Но возможно и то, что это был случай паники в кабине на фоне частичного отказа техники
Сейчас, когда комиссия будет работать, она проверит всё. И компанию «Аэрофлот», и техническую сторону самолёта, и то, как сработали соответствующие службы, которые должны были тушить и спасать.
NT: Насколько умело действовали пилоты — есть ли вина экипажа в таком количестве жертв?
Магомед Толбоев: Причины аварии станут ясны только после расследования, когда опросят экипаж, разберут аварийные записи, проверят техническую часть. Пока что они нам, на земле, неизвестны. По посадке видно, что это был либо отказ управления, либо грубейшая ошибка пилотов.
Но мы не знаем, какого уровня был отказ, вышла ли техника из строя целиком, или остались резервные системы? Это пока непонятно. Возможно, что отказ был полный, и тогда лётчики ничего не могли сделать. Но возможно и то, что это был случай паники в кабине на фоне частичного отказа техники.
Юрий Выходцев: Особенное внимание нужно уделить следующему вопросу: почему приземление произошло так, что самолёт практически разрушился. А когда шасси пробивает баки — это практически разрушение. Слава богу, что переднее колесо уцелело, если бы оно также сложилось, то доля пострадавших была бы до 100%. Была ли такая посадка результатом удара молнии, или это то, что называют «человеческим фактором?
Впрочем, в жизни не бывает простых ответов. Всё состоит из цепи отдельных событий, как важных, так и неважных. И если они сходятся в определённый момент, то обернутся катастрофой вроде той, что произошла в Шереметьево. Очень жаль людей и экипаж.