В конце декабря движение «Голос» опубликовало доклад об итогах выборов губернатора Приморья, в котором утверждает: есть факты массовых фальсификаций итогов голосования, воля избирателей искажена как минимум на 47 участках, Олег Кожемяко скорее всего не преодолел 50-процентный барьер и не должен считаться победителем. Тем не менее власти эти выборы признали, с «победителем» уже встретился Владимир Путин, а участники кампании получили повышение по службе. В частности, пост замруководителя кремлевского управления по обеспечению Госсовета – ответственного за выборы в регионах – получил давний соратник помощника президента Владислава Суркова Борис Раппопорт, который, по данным «Ведомостей», был главным политтехнологом и неформальным руководителем штаба Кожемяко на декабрьских выборах.
О том, как противостоять выборам по-приморски, почему активное участие в голосовании эффективнее, чем бойкот выборов, и чем оправдан проект «умного голосования», предложенный Алексеем Навальным , рассказывает политолог и социогеограф Дмитрий Орешкин.
Выход из двоичного кода
Культуролог Юрий Лотман эмпирически показал, что отечественная манера мышления тяготеет к двоичному (бинарному) коду: либо «да», либо «нет» – без полутонов и компромиссов. Мы этой особенности не замечаем, потому что изнутри она кажется естественной и нормальной. Альтернативой, по Лотману, служит тернарный шаблон, более свойственный Западной Европе. Когда рядом с числовой осью, соединяющей плюс и минус, имеется некоторое дополнительное пространство. Первым проблему обозначил европеец Гегель: сначала «тезис», потом навстречу «антитезис», и в итоге «синтез». Что логически невозможно без выхода в более многомерное пространство, за пределы двоичного кода.
Применительно к сегодняшним российским выборам диалектика Гегеля выглядит так: голосуй (тезис), не голосуй (антитезис) – все равно получишь… ставленника власти. То есть не синтез, а полное отрицание его возможности.
Бинарная (строго негативистская) идея бойкотировать выборы и заменить их народным восстанием ведет в тупик, к перманентному бесплодию. Меньшинство (достаточно самостоятельное, чтобы прислушаться к Навальному) не считает уличную революцию, баррикады и драки с полицией благом. Большинство, которое по-советски верует в революцию и в вождя (мол, «придет и наведет порядок»), пока прислушивается не к Навальному, а к телевизору.
Поэтому Навальный меняет стратегию. И это правильно, потому что следует не из общетеоретических рассуждений о том, как надо было обустраивать Россию (по этой части нет никого сильнее партии «Яблоко»), а из простого эмпирического знания о том, как Россия устроена на самом деле.
Да, выборы нечестные. Но не безгранично нечестные. И все равно лучше советских. На которых в конце концов победил альтернативный кандидат Борис Ельцин. И никакие избирательные комиссии, на три четверти состоявшие из членов КПСС, никакие кураторы из КГБ не смогли этого предотвратить.
Предел фальсификаций
Поэтому в регионах с относительно высокой социокультурной резистентностью еще в начале нулевых годов сообразительные начальники (Лужков в первую очередь) изобрели такой замечательный инструмент как «стратегия низкой явки». Все гениальное просто: если реальная явка в Москве составляет 25% (менее 2 млн. человек) и среди них примерно треть (0.6 млн.) проголосует за «Единую Россию», то достаточно приписать (или перебросить от других партий) всего 0.5 млн голосов, чтобы цифра официальной поддержки подтянулась от трети до половины. Полмиллиона голосов для города, где почти 7.5 млн избирателей - это 7% от списка. Дело техники! Итого, с помощью А-ресурса официальная явка получится около 32% (скромненько, но со вкусом) и из них половина голосов у кого надо.Такое странное явление как социокультурная резистентность не позволяет электоральным администраторам пририсовать к результату более 15 процентных пунктов. Это эмпирически установленный порог. Если больше – начинаются скандалы, разборки в элите, утечки в прессу
Конкретно в Москве после Болотной площади (а также после отставки Лужкова) столь грубое манипулирование уже не практикуется. Но сейчас речь о другом: низкая явка развязывает манипуляторам руки и облегчает контроль над цифрами.
Отсюда простые выводы. Во-первых, фальсификационные возможности номенклатуры далеко не безграничны. Во-вторых, вопли о том, что нельзя садиться за стол с шулерами, самим шулерам очень кстати. Чем меньше реального народа придет, тем легче доказать его благоденствие с помощью компактной подтасовки. В-третьих, цена вопроса, как правило, в нескольких процентах реальной явки.
Навальный – поскольку единственный, кто по-настоящему хочет стать президентом – понял слабое место системы раньше других. На основе личного опыта. Да, часто достаточно прироста протестной явки всего на 3-5%, чтобы вплотную подвести ситуацию ко второму туру. Так, в частности, случилось на выборах московского мэра в 2013 году, когда явка (реальная!) составила 32% против нарисованных при Лужкове 35% в 2009 году. Тогда Собянин набрал всего 51.4% — полтора процента выше критического порога. Похоже, это была честная цифра. Во всяком случае, на порядок честнее выборов в Московскую городскую думу 2009 года, когда реальная явка была около 25%, а приписанные до 35% голоса (треть от числа голосующих!!) ушли в лужковскую копилку.
Игра против системы
Вторая идея «умного голосования» – консолидированная поддержка наиболее перспективного оппонента партии власти, то есть «Единой России», вне зависимости от партийной принадлежности. Что тоже грамотно, ибо сегодня важнее уничтожить монополию на власть. А уж кто и как будет персонифицировать альтернативу – вопрос второй. Конечно, это весьма выгодно и команде Навального, ибо право решать, кто станет «номером два» и получит шанс на второй тур, эти ребята скромно оставляют за собой. В понятном расчете сформировать альтернативный центр электорального влияния.
Вторая идея «умного голосования» – консолидированная поддержка наиболее перспективного оппонента «ЕР» вне зависимости от партийной принадлежности. Что тоже грамотно, ибо сегодня важнее уничтожить монополию на власть. А уж кто и как будет персонифицировать альтернативу – вопрос второй
Ну и молодцы. Политика – это борьба ресурсов; они, по крайней мере, не изображают бескорыстных и беззаветных борцов за народное счастье. Что приводит в когнитивное бешенство их либеральных противников, застрявших на уровне бинарного восприятия.
Отсюда и предсказуемая реакция первого (и пока единственного) центра электорального влияния в Кремле. Немедленно запретить! (Сайт проекта «умных выборов» под надуманным предлогом заблокировали. Но вряд ли получится – информация, как вода, дырочку найдет.
Что же касается кипящего от возмущения революционного разума, то из него всего лишь надо вынуть бинарный кипятильник. И сменить оптику. Пора, наконец, понять, что переход на европейские нормы будет сопровождаться мучительной социокультурной ломкой. Взрывом, если по Лотману.
Действенной моделью гражданского неповиновения сегодня становится не бойкот выборов, а наоборот, максимально активное в них участие. Никто ведь не заблуждается насчет независимости путинского суда и прокуратуры, верно? Что не мешает давить на систему с помощью обращения к ним. Не слишком заблуждаясь насчет результата. Просто как часть кампании неповиновения или троллинга. Чем обращений больше, тем системе неприятней.
Но чем путинская электоральная система отличается от путинского суда? Почему ее нельзя использовать в аналогичном режиме? Ничем. Можно. Дело лишь в смене шаблона.