#Column

#Суд и тюрьма

«Будешь сидеть, как картофель на грядке...»

15.02.2010 | Светова Зоя | № 05 от 15 февраля 2010 года


История Марины Кольяковой, молодой женщины из города Мценска, осужденной на 12 лет за «нанесение тяжких телесных повреждений, повлекших смерть», должна войти в учебники по уголовному праву как пример деградации российской судебной системы. Впрочем, это только одна из сотен подобных историй о сломанных судьбах, изменить которые в рамках российского закона практически невозможно.
8 мая 2001 года на берегу реки Зуши Марина Кольякова и 14-летний Стас Чекаленков нашли труп старика Бориса Смелкова, известного в Мценске вора-карманника. Накануне старик получил пенсию и угощал Марину со Стасом вином. Марина потом ушла с приятелем гулять в городской парк, а Стас остался. Как часто бывает, подозрение пало на тех, кто нашел труп. Сначала следователи требовали от Марины оговорить Стаса, а потом он сам оговорил ее. Его показания то и дело менялись: то он говорил, что Марина избивала старика глушителем от автомобиля, а то выхлопной трубой от мотоцикла. А на суде и вовсе отказался от своих слов. Судебно-медицинская экспертиза показала, что при таком способе убийства вся одежда Кольяковой должна была быть в крови. А судебно-биологическая экспертиза свидетельствовала: никаких капель крови на одежде молодой женщины не обнаружено. Марина свою вину не признавала. Показания других свидетелей подтверждали ее алиби. Мценский городской суд (случай невиданный!) дважды оправдывал подсудимую. Но третий судья признал ее виновной. Хотя никаких новых доказательств в деле не появилось.
Судья Евгения Масленникова, оправдав­шая Марину, объяснила, почему был вынесен обвинительный приговор: «В этом деле как в капле воды отразилась вся наша система. Если оказался в поле зрения суда — будешь сидеть, как картофель на грядке. Два оправдательных приговора — брак в работе. Марину осудили, потому что боялись, что она потребует компенсацию за месяцы, проведенные в тюрьме».
Судья Масленникова оказалась права в главном: прошло уже семь лет, но ни одна из вышестоящих судебных инстанций не захотела разобраться в этом деле. На все жалобы, написанные одним из лучших московских адвокатов, приходили отписки. Случаем Кольяковой заинтересовался Владимир Лукин. Он-то и посоветовал ей обратиться за помилованием к президенту. Марина написала, хотя в колонии ее отговаривали: президент-де милует только тех, кто признает свою вину, и только тех, кто сидит за незначительные преступления.
Эта практика, впрочем, противоречит российскому закону. Нигде не сказано, что просящие о высшей милости должны раскаиваться в содеянном. То, что об этом забывают тюремщики, неудивительно. То, что на этом настаивает президент-юрист, — на его совести. В ходатайстве о помиловании Марина вину не признала. Она лишь просила пожалеть Алину, ее 11-летнюю дочь, которая не знает, что мать в тюрьме. «Как я могу признаться в том, чего не совершала?» — объясняла Марина свой отказ от покаяния.
И тогда я поняла, что помилования не будет. Медведев не обратит внимания ни на положительные характеристики из колонии, ни на письмо поддержки от Владимира Лукина, ни на «добро» губернатора.
Мать Кольяковой Нина позвонила мне, с трудом сдерживая слезы, кричала в трубку: «Ее вызвали из цеха в оперчасть колонии. Все с ней прощались, думая, что ее помиловали. Но ей зачитали отказ президента. Когда Марина освободится, Алине будет почти 16 лет...»


×
Мы используем cookie-файлы, для сбора статистики.
Продолжая пользоваться сайтом, вы даете согласие на использование cookie-файлов.