Невечное искусство

Главное на выставке Урса Фишера — смотреть под ноги. Большинство экспонатов лежит на полу

«Не тот, не тот стал нынче хваленый Фишер…» — «Да, измельчал, потерял былые масштабы…» — говорили друг другу два интеллектуального вида яппи. И правда, выставка «Маленький топор» 43-летнего швейцарского художника Урса Фишера в Московском музее современного искусства «Гараж» не поражает воображения размерами. Два пространства, более 20 раскрашенных вручную бронзовых скульптур и объектов, изображающих то крысу у рояля, то кошку на стуле, то человека, держащего в руках голову другого человека, и это не Гамлет с черепом Йорика: большая часть их настолько маленького размера, что по экспозиции приходится ходить осторожно, чтобы не наступить, — лишенное подиума искусство расположилось прямо на полу. В отдельном зале показывают четыре картины.

Правда, в придачу к этому совершенно бесплатно прилагается парк под открытым небом. Там выставлены глиняные скульптуры самого Фишера, и любой может дополнить их собственным творчеством.

Земля и глина

Глину, воду, полиэтиленовый фартук и мастерок выдают тут же. Некоторые работают по часу-два, а другие и по пять-шесть, их приходится почти насильно выдворять с территории после закрытия скульптурного парка в девять вечера (сама выставка Фишера ежедневно открыта до десяти). Пространство огораживают на ночь, хотя судьба всех произведений из необожженной глины, хранящихся под открытым небом, очевидна — скорое разрушение если не от дождя, то от ветра и времени. Но от желающих создать произведение-однодневку нет отбоя. Дети трудятся по соседству со студентами, ухоженные дамы на каблуках (ах, как хороши на них бахилы!) — с художниками-профессионалами. Вряд ли многие из них задумываются о карьере Фишера, так и не получившего специального образования и, по легенде, начинавшего трудовую биографию с роли вышибалы в ночных барах и на частных вечеринках родного Цюриха.

Фишер с его многочисленными татуировками далек от образа преуспевающего воротилы арт-мира. Он живет сейчас на Манхэттене, но его ателье находится в Бруклине, в той его части, что уже в 1990-е считалась неблагополучной, «столицей американского крэка»: время от времени полиция в этом районе до сих пор накрывает подпольные склады наркотиков. Но Фишер — один из самых дорогих швейцарских художников современности, в начале десятых годов за одну его небольшую скульптуру заплатили около $900 тыс. Последние же цены на аукционах современного искусства достигают полутора миллионов. При этом он далек от конвенционального поведения. Однажды Фишер понял, как надоели ему однотипные выставки в галереях, похожие друг на друга, словно фантики от конфет, и перед очередным своим вернисажем он предложил нью-йоркской галеристке Гэвин Браун дойти до самой сути вещей, просто убрав в помещении пол. Фотографии зрителей и критиков, обсуждающих насущное в настоящей яме, посреди белых стен и куч земли, обошли все газеты.

При этом Фишер — звезда, каких мало. Его работы трижды показывались на венецианской биеннале, выставки прошли в крупнейших музеях мира, от музея современного искусства Лос-Анджелеса и роттердамского музея Бойманиса — ван Бейнингена до Гамбургского вокзала в Берлине и парижского Центра Помпиду. В его мастерской пятнадцать сотрудников, от оргработников до художников и мастеров-техников. У них нелегкая задача, которая, впрочем, решается потоковым методом. Для нового 
проекта Фишер, как правило, получает в музее некое пространство, которое волен обустроить по своему усмотрению. Каждый раз появляется нечто, связанное с обстоятельствами места. Вот и на московской выставке многое говорит о знакомстве художника с локальным контекстом.

Мастерок, воск, свечи

Здание бывшего советского ресторана «Времена года», перестроенное Ремом Колхасом под центр современного искусства, аукнулось белым унитазом, полным фруктов, — тот занимает одно из центральных мест в зале. Еще один экспонат, изображающий сидящую на шлеме улитку, установлен неподалеку от входа на самую крупную летнюю выставку «Гаража», ретроспективу Виктора Пивоварова «След улитки»: перекличка очевидна.

Очевидна и связь большинства работ, специально созданных для российского проекта, со всем предыдущим творчеством Фишера, даже если на Крымском валу не представлены его мегасоздания — семиметровый желтый мишка, сидящий под огромной лампой то на улице большого города, то на лужайке загородного поместья (лампа в ночи еще и светится — обаятельное зрелище!), или не менее знаменитая Jet Set Lady. Девятиметровое дерево, на которое навешено более двух тысяч обрамленных рисунков, графических листов, эскизов и фотографий, стало в свое время центром огромной выставки коллекции Франсуа Пино в венецианском палаццо Грасси.

Зато показывают части человеческих тел, прежде всего стопы ног и кисти рук, два отдельно лежащих на полу глаза, нанизанный на свечку кусок сыра… Знакомым с творчеством Фишера многое из этого известно по прежним его экспозициям, но это не копии, а сквозные сюжеты, переклички внутри его собственной биографии. Проект YES на площади перед «Гаражом», где каждому прохожему предлагается стать художником, — тоже из числа «фирменных». Фишер впервые начал заниматься растянувшимся во времени и пространстве хеппенингом еще в 2011 году; финала пока не предвидится.

А взявшаяся за руки пожилая пара из воска, сидящая на стульях и сверкающая полным набором красок (тут даже руки-ноги разных цветов), отсылает к одному из самых известных проектов Фишера, показанных на венецианской биеннале, где персонажи из воска медленно плавились от горевшей в их черепе свечки. Медленно, но верно, к концу выставки от них ничего не осталось. Ничего не останется и от московской пары. Приподнявшись на цыпочки, можно аккуратно заглянуть сверху в черепа мужчины и женщины — там видны хвостики сразу нескольких фитилей. Искусство исчезнет, когда догорит последний.

Суждение затруднительно

Остроумие Фишера для многих неотделимо от разговоров о его легковесности. Зависимость от успеха — опасная вещь, она погубила многих, забывать о ней не стоит никому. Фишер все реже выставляется на родине — последняя крупная ретроспектива, Kir Royal, прошла в Цюрихе 12 лет назад, этим летом его работы показывают в Женеве в рамках групповой выставки. Сейчас он все больше занят галерейными проектами и арт-рынком (за ним — влиятельнейший Ларри Гагосян, создавший сеть галерей по всему миру). Отчасти он эволюционирует в сторону Джеффа Кунса, что, возможно, отражает трудности в жизни самоучки сегодня. Лишенный базового образования (бросал все, куда поступал), он в какой-то момент осознает всю слабость таланта, лишенного поддержки институций и традиций, перед лицом современности.

И отгорающие свечи, и сгнивающие в ходе выставки фрукты напоминают о бренности любого человеческого начинания. Своим творчеством Фишер опровергает знаменитое изречение древних: vita brevis, ars longa — жизнь коротка, искусство вечно. Автор фразы Гиппократ имел в виду, судя по всему, не искусство, но науку, и говорил не о бессмертии открытого, но о бесконечности знания, которое невозможно постичь в течение жизни. Но с годами культура переосмыслила афоризм греческого врача, распространив его на искусство, тем самым подчеркнув особое место художника и его произведений в обществе. Отсюда возник особенно ценимый коллекционерами миф о бренности жизни и бессмертии изящного — кажется, если бы не он, ряды собирателей заметно бы поредели.

Фишер напоминает о стратегиях выживания. Если каждый способен стать художником, то искусство и впрямь может выжить, оказаться или показаться вечным

Но Фишер настаивает: преходящим оказывается и искусство, причем его кончину художник предлагает увидеть практически немедленно, в ходе недолгой выставки, уничтожив с помощью свечного фитиля собственное произведение. Мысль не выглядит новой и оригинальной, особенно в свете европейского опыта ХХ века, когда в огне войн исчезли тысячи скульптур и картин. Да и новое столетие началось с уничтожения статуй Будды в Бамианской долине Афганистана и осквернением сирийской Пальмиры. Но за этой мыслью — любовь садовника к своему детищу, которое не переживет, быть может, и лета, но все равно нуждается в нежности и защите.

В этом смысле деятельность Фишера не просто провокативна по отношению к восхищенным им коллекционерам, не только оценочна по отношению к заблуждениям и иллюзиям арт-рынка, но и созидательна для зрителя. Предлагая стать своим соавтором, заняться созданием произведений-однодневок или хотя бы постараться не наступить на прекрасное, он напоминает о стратегиях выживания. Если каждый способен стать художником, то искусство и впрямь может выжить, оказаться или показаться вечным.

Опровергает ли этим Фишер сам себя, уничтожая на глазах у зрителя созданное и тут же предлагая его воссоздать, пусть в другом материале? Не больше чем мороженщик, продолжающий торговать своим товаром в лютый холод. Но Фишер помнит изречение Гиппократа целиком, хотя цитата обычно радикально его сокращает. Ведь дальше — самое интересное: «Жизнь коротка, наука обширна, случай шаток, опыт обманчив, суждение затруднительно».

Затруднительность суждения становится оборотной стороной обманчивости опыта: никто не знает, какой интерпретации факт подвергнется завтра. Это как с пробой на допинг — вроде все нормально, но вот найден новый метод исследования, и выглядевшая чистой проба вновь оказывается под подозрением.

Фото: Urs fischer. small axe. installation view, garage museum of contemporary art, moscow, 2016, olga alekseenko. © garage museum of contemporary art