Государство и мафия

Участники дискуссии в «Буквоеде» (слева направо): Дмитрий Травин, Вадим Волков, Александр Кондаков, Санкт-Петербург, 7 июня 2016 года

Дмитрий Травин: В детстве мне объясняли, что где-то в Италии есть мафия, это плохо, они бандиты, а государство — естественно, хорошо. В 1990-е годы я вдруг обнаружил, что не все так просто, потому что мафия вдруг появилась и у нас, а государство просто не справляется с управлением страной. Потом в нулевые годы государство вновь начало справляться со всеми вопросами. Правда, я не уверен, что мы всегда довольны тем, как государство с этим справляется. Что такое мафия, что такое государство, что лучше, что хуже, могут ли быть хорошая мафия и плохое государство, хорошо ли, когда сильная мафия как-то заменяет слабое государство?

Преимущества государства

Вадим Волков: Помните первую фразу фильма «Крестный отец»? Она звучит так: Don Corleone, I need justice. То есть дон Корлеоне, мне нужна справедливость. Это очень романтизированная версия мафии, конечно, но вся изначальная сцена «Крестного отца» построена на том, что человек (у него изнасиловали дочь) пошел в полицию. Поскольку насильники были из богатых семей со связями, полиция ничего не сделала, дело замяли, честь была поругана — и человек обратился в мафию. Насильников изувечили, то есть как-то возместили ущерб. Это пример того, как государство проигрывает и как создается спрос на мафию. Спрос на мафию создается в условиях слабого государства.

Если мы пишем заявление в полицию, значит, государство есть. Если мы не идем в полицию, а идем к вору в законе, к крестному отцу, к какому-нибудь спортсмену, с которым мы вместе учились когда-то, это значит, операционально, что государства у нас фактически нет. И если большинство граждан в ситуации конфликта — любых финансовых, физических конфликтов — идут к альтернативным инстанциям, по большому счету, на микроуровне это и есть ситуация, когда государства нет.

Можем ли мы утверждать, что такая ситуация безобразна, отвратительна? Ведь вопросы-то решаются. Крестный отец решил вопрос? Решил. Так чем же это плохо?

Вообще в любом пространстве и времени есть свои правовые порядки, а чем дальше время идет назад, тем больше альтернативных, сосуществующих друг с другом правовых порядков. Это могут быть саморегулирующиеся организации, университеты, общины. Значит, важно установить критерии различия между государством и мафией. Чем отличается государство от мафии и как мафия может превратиться в государство и перестать быть мафией? Ведь мафия — это как бы зачаточный примитивный политический порядок и охранное предприятие.

Во-первых, государство более предсказуемо. И предсказуемость определяется законами, на которые ориентируется государство, и процедурами, по которым осуществляется применение властных функций государства.

Во-вторых, государство как «решальщик» экономически более эффективно — в силу масштабов регулирования. Одно дело, когда у вас на одной территории 25 мафий, каждая устанавливает свои поборы и может их повышать или снижать, но граждане не контролируют это, ибо это контролируется каким-то обычаем. Другое дело — государство, особенно демократическое государство: есть экономия на масштабе, и есть более предсказуемые налоговые ставки, распределение этих налогов, более прозрачная процедура с участием граждан.

Собственно, появление контроля — сначала отдельных классов, потом граждан — над механизмами распределения охранной дани — это и есть демократическая революция. Благодаря которой под контроль государства поставлена охранная дань.

Ну и, наконец, еще одно отличие — легитимность. А легитимность, в общем, — это эффективная защита. Но этот вопрос очень спорный, потому что, по утверждению многих, в Италии до 1950-х годов мафия была вполне легитимным институтом, пока не стала жестким предпринимательским сословием. И в этом аспекте, допускаю, мафия может спорить с государством еще довольно долго.

Преимущества мафии

Дмитрий Травин: Есть фильм конца 1940-х годов, «Под небом Сицилии», — это про мафию и про честного такого копа, который с ней борется. Вот этот вот честный правоохранительный деятель беседует с главным мафиози, и тот ему объясняет, как устроена жизнь в маленьком поселке на Сицилии. Он ему говорит: знаете, если бы не мы, то есть мафия, все бы вокруг захлестнул криминал. Как вам эта фраза?

Второе. Тут как-то выступал специалист по Дагестану, и он говорил, что в Дагестане есть четыре способа решить вопрос. Способ первый — товарищеский: просто собрались и разобрались. Способ второй — по шариату. Это для мусульман. Способ третий — по понятиям. И четвертый: по закону. Но это, сказал выступающий, самый дорогой способ, больше всего придется платить взяток.

К чему я это вспомнил. Вадим очень хорошо, четко нам отструктурировал, почему государство побеждает мафию в конкурентной борьбе. Но по крайней мере один момент у меня вызвал сомнение. Вот ты сказал, что государство дешевле. В этом случае вроде бы получается, что в Дагестане уже не дешевле, если мы смотрим с точки зрения того, сколько надо доплатить сверх налогов. И самое главное, ты говоришь: дешевле содержать одно государство, чем 25 мафий. А может быть, государство — это просто такая мафия, которая монополизировала свою власть и устранила все остальные мафии, и благодаря этому оно нам дороже обходится, оно больше с нас берет в виде налогов, в виде дополнительных взяток? Может, если бы была честная конкуренция мафий, это было бы для нас эффективнее?

Пересечение

Александр Кондаков: Если Вадим предлагает различать понятия государства и мафии, то я скорее предлагаю все-таки попробовать подумать о том, каким образом эти понятия пересекаются и как они на самом деле могут перетекать одно в другое.

С одной стороны, современная, по крайней мере, мафия — это какие-то организованные люди, которые занимаются экономической деятельностью, с точки зрения формального права — незаконной деятельностью. То есть это альтернатива государству и закону, потому что там действуют свои правила, понятия.

Прошлым летом мы исследовали в Петербурге сферу секс-услуг. То есть это с точки зрения формального права нечто запрещенное. Секс-работницы, проститутки, должны платить штраф по административному законодательству. Те менеджеры, которые администрируют бордели, находятся под действием уголовного права. Организаторы этого бизнеса — тоже под действием уголовного права. Причем сроки лишения свободы достаточно высокие.

Мы опросили 43 секс-работницы, и у нас не сложилось ощущения, что это какая-то незаконная деятельность, — наоборот, это очень разветвленный бизнес, сфера услуг, где существует знакомая для любого бизнеса структура, иерархия. Есть график работы, есть зарплаты, есть роли, которые распределены между участниками этого бизнеса. Есть и реклама — далеко ходить не надо, мы можем выйти в Петербурге сейчас на улицу и увидим огромное количество рекламы этих услуг. Есть разнообразие услуг, по разным ценам, с разными формами оплаты. То есть, повторюсь, это бизнес.

Сложная устойчивая организация бизнеса говорит о том, что это не какой-то частный случай незаконного типа ведения хозяйства, а особый экономический сектор в сфере услуг. Чем он еще характеризуется? Почему, несмотря на запреты уголовные, он существует? В том числе благодаря протекции самого закона, охраны. Это как раз типичный вклад государственных служащих в любую организацию такого бизнеса. Без участия государства бизнес мафии, собственно говоря, и невозможен.

Секс-работницы достаточно много рассказывали, как и каким образом некоторые полицейские, сотрудники различных правоохранительных органов участвуют в этом бизнесе. Вспомню еще одно исследование, которое мы проводили с коллегами, — как иностранные бизнесмены ведут бизнес в России и что они рассказывают. Самое большое препятствие, о котором они говорили, это требования законодательства. Их, по мнению иностранных бизнесменов и менеджеров, либо вообще невозможно выполнить, либо их выполнение просто не выгодно экономически. Если вы начнете следовать полностью всем требованиям закона, ваш бизнес фактически будет разрушен.

При этом дизайн закона отдает всю полноту власти различным контролирующим государственным органам. Именно они определяют законность или незаконность действий, что, соответственно, приводит к этой альтернативной организации внутри уже государственных органов, иерархических мафиозных групп. То есть закон сам может способствовать организации вокруг себя различного теневого бизнеса, и прежде всего основанного на продаже неприкосновенности от закона.

Может показаться, что достаточно написать какие-то законы, которые не будут такого позволять. Но, увы, современный тренд скорее таков, что многие государства фактически становятся тоже в какой-то степени мафиозными: ради экономического обогащения элиты вводят новый тип политики, направленной на извлечение прибыли из всех возможных сфер деятельности государства.

То есть государство вместо политики общего блага собирает с граждан налоги, а взамен помещает нас в среду, где мы конкурируем друг с другом, и ничего больше не предлагает. Фактически, как и мафия, государство делает предложение, от которого невозможно отказаться. Мы должны следовать законам и должны платить налоги, но взамен нам ничего не гарантируют — ни здравоохранение, ни образование. Это делает современное государство таким типом мафии, которая работает на обогащение немногих за счет всех.

Вот эти три понятия — государство, закон и мафия — на современном этапе очень сильно пересекаются. И провести между ними границу становится все сложнее.

Делегированное насилие

Вадим Волков: Я напомню вопрос Дмитрия Травина: государство устранило конкуренцию мафий и монополизировало рынок принуждения — хорошо ли это?

Представьте себе ситуацию: к вам приходит некто, ну допустим, в погонах налогового инспектора и говорит: я государство, будешь платить столько-то. Потом приходит другой, в спортивном костюме, говорит: слушай, мы тебя будем охранять, ты плати нам примерно столько же. Что разумный человек на это отвечает? «Вы разберитесь между собой сначала и потом скажите, кому я должен платить и кто меня от кого будет охранять». И они разбираются. После того как они разобрались, возникает снова ситуация равновесия и монополии.

Какая возможна разборка? Естественный закон состоит в том, что средством конкуренции на свободном охранном рынке является насилие — это война на уничтожение. Та инстанция, та организация, которая доказала, что она может уничтожить остальных и в состоянии обеспечить самую надежную охрану, — это понятно. И следовательно, у всех интерес в том, чтобы это доказать, это вопрос репутации — значит, кто-то выигрывает, кто-то проигрывает, выигравшая сторона становится самой сильной и осуществляет господство в рамках территории: сбор налога, решение конфликтов и т.д.

Может быть и другой вариант: «налоговый инспектор» и «спортсмен» договорились, и тогда одна инстанция делегирует какие-то полномочия другой инстанции. То есть они договорились, возникла иерархия. Это значит, что бандиты, которые охраняют рынок секс-услуг, уже не могут покуситься на какую-то другую сферу — например, пойти на металлургический завод или еще куда-то: все, их поставили в рамки. Вот точно так же лицензировали охранные предприятия: они легальные, платят налог, подчиняются закону о частной охранной, детективной деятельности, лицензируют свое оружие в отделах полиции. То есть им делегирована какая-то функция насилия и возможность зарабатывать деньги на принуждении — в данном случае на продаже охранных услуг.

Итак, есть только два варианта: либо жестокая конкуренция на уничтожение, либо договор и иерархия. Иная форма — монополия в сфере правления (government), которая включает в себя и охрану от внешних угроз, и охрану от внутренних угроз, и сбор налогов, и упорядочение отношений посредством формальных или неформальных правил.

Дмитрий Травин: То есть можно сказать, что государство — это мафия, которая выиграла конкурентную борьбу за право быть монополистом?

Вадим Волков: Безусловно. Единственное, я избегаю слова мафия. Будем говорить о хорошо организованной группе силовых предпринимателей, которые выиграли конкуренцию за господство над определенной территорией.

А дальше возникает, естественно, вопрос эффективности: как мы распоряжаемся этой монополией, обеспечиваем ли мы экономический рост внутри этого пространства или нет, обеспечиваем мы стабильность или нет. И вот тут, конечно, у меня позиция ну очень прагматичная: любое охранное предприятие, которое способно обеспечить экономический рост данной территории, его стабильность, охрану от внешних угроз, это, собственно, и есть успешное государство.

Потом это государство говорит: слушайте, значит, вот государство, вот закон, все, кто против, — преступники, мафия. И сказав это, пытается бороться. Но никогда еще государство не побеждало мафию. Все, что может сделать государство, это поместить мафию в традиционные мафиозные анклавы или анклавы организованной преступности. Какие? Это наркотики, потому что рынок огромный, большой. Это индустрия порока в разных ее формах, в том числе нелегальная, секс-индустрия, азартные игры и т.д. Все, что по закону запрещено (и следовательно, там государство не может ничего регулировать), но имеет спрос, — может быть разрешенной сферой присутствия мафии. И как правило, с ней договариваются.

Государство-Мафия

Но имеются и другие государства. Свежее явление на международной арене — Гвинея-Бисау в Западной Африке. Это государство сейчас становится основным оптовым перевалочным пунктом торговли кокаина из Колумбии в Европу — большим складом, куда большими партиями поставляют кокаин, перекладывают в маленькие партии и везут дальше. А во главе этого предприятия стоит начальник национальной гвардии Гвинеи-Бисау. Другими словами, мы имеем мафиозный анклав, который ведет противозаконную деятельность, но при этом называется государством, которое признано международным сообществом.

Дмитрий Травин: Был же такой пример — Панама при президенте Норьеге: американцы просто вторглись, забрали Норьегу, посадили его в тюрьму.

Вадим Волков: Да, а потом вместо Панамы была Гватемала, теперь — Мексика. Ну и как быть, вторгаться тогда везде или все-таки либеральные идеи не позволяют такого беспредела?

Дмитрий Травин: Либеральные не позволяют, пусть мафия процветает.

Вадим Волков: Хорошо.

Александр Кондаков: Государство в принципе при помощи своих законов может некоторые сферы (мафиозной) деятельности подчинять себе. И в случае с сексуальной работой такое сделано в некоторых европейских государствах. В Нидерландах секс-услуги — вполне обычный экономический сектор, контролирующийся соответствующими государственными органами и собирающий свою отчетность, в том числе налоговую. И мафия, скорее всего, в этой стране никоим образом не влияет на организацию этого бизнеса.

Особый случай: Якудза

Вадим Волков: Почему государства не могут четко и эффективно контролировать применение принуждения или организованное насилие? Не только потому, что у них не хватает винтовок, автоматов, техники, чтобы быстро приехать, всех пересажать, перестрелять и просто физически уничтожить конкурентов. Но и потому, что у них плохо отстроено управление по линии принципал — агент. Потому что агенты служат не принципалу, то есть не государственным задачам, а начинают продавать доступ на нелегальные рынки, продавать дырки в законе, освобождение от уголовной ответственности. И начинают забирать у принципала часть дохода. Ведь коррупция — это воровство у государства.

Там, где юристы и государство не могут решить эти конфликты, японец идет к якудза

Возьмите Японию — страну с очень высоким уровнем социальной солидарности, организованности, большими элементами традиционного общества. Так вот, здесь действует одна из самых многочисленных мафий — якудза, которая легализована, у которой визитные карточки, численность которой известна до последнего человека. Почему? Потому что есть серьезные институциональные дыры, нехватка юристов, плохое законодательство в части девелопмента, банкротства. Там, где юристы и государство не могут решить эти конфликты, японец идет к якудза и говорит: вот территория, я здесь буду строить, вот у меня разрешение на строительство, но тут лачуги, дома, жители, которые не хотят выезжать, закон на их стороне, а мне надо развиваться. Решите вопрос. И начинается отрезание голов собачкам, протечки крыши — идет выдавливание. Якудза делает то, что не может сделать государство — обеспечивает бесконфликтное развитие территории. И берет себе часть государственного дохода. Собственно, чем больше таких проблем в государстве, чем чаще воспроизводится ситуация, в которой господствующее положение — у альтернативных решателей проблем, то есть у теневого регулирования, тем хуже само государство развивается экономически.

Во многих государствах число частных полицейских сил и охранников больше числа государственных полицейских, а часть военных функций выполняют частные военные компании (ЧВК). Означает ли это разрушение монополии (государства) на насилие? Значит ли это, что конкуренция лучше, чем монополия? С этими вопросами надо разбираться. Но в любом случае законы, регулирующие деятельность частных полицейских служб и военных компаний, их лицензирование, инспектирование и контроль за оборотом оружия в их рядах — все это все равно осуществляет власть, называющая себя государственной.

Вадим Волков, проректор Европейского университета в Санкт-Петербурге, научный руководитель Института проблем правоприменения, профессор социологии права. Получил докторскую степень по социологии в Кембриджском университете (1995) и степень доктора социологических наук по специальности «экономическая социология» (2005).

Александр Кондаков, заместитель директора Программы развития партнерских центров Европейского университета в Санкт-Петербурге. В 2011 году получил степень магистра социологии права Международного института социологии права (Испания), С 2010 года — научный сотрудник Центра независимых социологических исследований, с 2014 года — заместитель главного редактора Журнала исследований социальной политики.

Дмитрий Травин, профессор факультета экономики, научный руководитель Центра исследований модернизации Европейского университета в Санкт-Петербурге, кандидат экономических наук.

Фото: kinopoisk.ru