Алексей Навальный в редакции The New Times, Москва, 8 июня 2016 года
После развала Демкоалиции, в котором и вы сыграли определенную роль, появились прямые обвинения: «Навальный призывает к бойкоту выборов, и это бьет по оппозиционерам, которые собираются баллотироваться». Вы — за бойкот?
Упрекать меня в том, будто я против выборов, — неправильно. Из всех оппозиционеров никто больше меня в последние годы не потратил сил на выборы. Я участвовал в выборах 2011 года — не баллотировался, но активно занимался кампанией «Голосуй за любую партию, кроме «Единой России». Я активно помогал наблюдательскому движению. Я участвовал в выборах мэра Москвы.
Самая успешная кампания оппозиции за последние годы.
Ну, это вы сказали. Я участвовал в грандиозной эпопее с региональными выборами 2015 года. Это ведь вообще выглядело двухходовочкой: мы идем на выборы в четырех регионах, где-то выигрываем, укрепляем лицензию ПАРНАСа, а в 2016 году проходим в Государственную думу и создаем фракцию.
Потом планы поменялись?
Ситуация поменялась. Я за то, чтобы в каждый момент времени действовать разумно. Мы не можем делать сейчас то, что делали в 2011 году. Администрация президента, Володин и вся его гоп-компания — они пять лет готовились к противостоянию нашей кампании «Голосуй за любую партию, кроме «Единой России». И глупо просто повторять то, что мы делали раньше. В 2014 году мы понимали, что выборы 2016 года не станут механизмом смены власти, но рассчитывали, что они смогут стать механизмом создания стресса для власти. Сейчас мы понимаем: выборы — это, конечно, момент уязвимости для власти, но не очень большой уязвимости. Следовательно, в настоящий момент выборы не являются главной точкой приложения усилий.
Почему?
Потому что они решили свои проблемы заранее, не фальсификацией, как раньше, а тем, что на выборы просто никого не пускают. Отсюда и наше отношение к выборам. Как я могу относиться к этим выборам, если Партию прогресса на выборы не пустили и ликвидировали? Если меня на эти выборы не пустили и кучу людей, которые вокруг меня, тоже не пускают? Выборы, в которых я не могу участвовать, я не могу признавать ни как политик, ни как человек, ни как гражданин. Но это не означает, что я теперь просто должен мешать всем остальным.
Конец коалиции
Какие основные ошибки в ходе формирования Демкоалиции были допущены — в том числе и вами?
Самой большой ошибкой было то, что мы еще в декабре 2015 года согласились, что не весь список Коалиции будет формироваться через праймериз, что первое место резервируется за Михаилом Касьяновым. Нам выкрутили руки тогда, ПАРНАС предложил это решение за день до презентации Коалиции, и у меня был выбор — или принять его, или смириться с тем, что будет скандал и на презентацию никто не придет. Пришлось выдержать дебаты в Фонде борьбы с коррупцией, пришлось объяснять, что да, мы должны рискнуть, потому что иного способа идти на выборы нет. Это был болезненный компромисс.
Если бы весь список формировался через праймериз, интерес к ним был бы выше?
Еще в 2014 году в ПАРНАСе считали, что важно зафиксировать: именно ПАРНАС является базой для объединения оппозиции, в том числе и на выборах 2016 года. Мы это приняли, и мы соблюдали эту договоренность. А нас интересовало, чтобы все места распределялись через праймериз. Когда мы отступили от этого пункта — все и рассыпалось. В итоге у ПАРНАСа сейчас — независимый оппозиционный список, но с точки зрения борьбы за избирателя он выглядит довольно слабым. Вот и все. И наш электорат просто не готов играть в эту игру.
Еще до развала Коалиции стало известно, что интерес избирателей к праймериз — очень слабый.
Мы пытались переиграть ситуацию, обеспечить формирование всего списка через праймериз. Нам ответили — нет, никакие другие варианты не принимаются. И у всех участников праймериз пропал интерес к ним. И никто особенно не агитировал за участие. Кстати, а кто из ПАРНАСа призывал участвовать в праймериз? Да никто.
Как я могу относиться к этим выборам, если Партию прогресса на выборы не пустили и ликвидировали? Если меня на эти выборы не пустили и кучу людей, которые вокруг меня, тоже не пускают? Выборы, в которых я не могу участвовать, я не могу признавать ни как политик, ни как человек, ни как гражданин
От одного высокопоставленного человека из ПАРНАСа довелось услышать: Навальный, пользуясь тем, что у него много поклонников в интернете, просто попытался перехватить партию.
Я тоже такие объяснения слышал: «Они сильны в интернете, и поэтому они за праймериз. Но мы-то против, потому что в офлайне есть люди, которые за нас, настоящие избиратели». Покажите мне то место в офлайне, где находятся эти настоящие сторонники. Нет никаких сторонников.
Жажда победы
Если бы существовала возможность участвовать в выборах, как бы вы сформулировали цель?
Я готов участвовать в избирательной кампании, если ее итогом будет прохождение в Думу. Это главная вещь. Нужна реальная победа. Провал Коалиции, как и провал на выборах 2015 года в Костроме, стал бы моим личным провалом, который Кремль очень хотел получить. Когда-нибудь у меня, возможно, появится возможность пойти на выборы, я пойду и получу два процента. Но это будут мои проценты. Я не хочу получить чужие.
Возвращение одномандатников давало тот самый шанс создать власти стресс, о котором вы говорили выше. Вам не кажется, что вы слишком сосредоточились на торге за места в списке (у которого, честно говоря, при любых раскладах было не много шансов на прохождение) и упустили эту возможность?
Отличный вопрос. Только я сосредоточился все-таки не на списке, не на фамилиях, а на принципе формирования. Мне на самом деле все равно, кто конкретно будет в этом списке. Важно, чтобы список был проходным. Политика — это вопрос лидерства. И я хотел, чтобы список был сформирован через лидерство и был сформирован людьми. Таким образом, мы бы соединили интересы партии и интересы избирателей. Это первое. Второе. Именно списочная кампания — это вопрос настоящей политической борьбы.
Мы не чувствуем, что будет морально правильно призывать людей приходить на выборы и убеждать их, что участие в этих выборах полезно или приносит какую-то проблему для власти. У меня нет в этом уверенности
Почему?
Это прямое противостояние идеологий. Мы против «Единой России». Действительно, одномандатники могут создать стресс для власти, а в рамках списочной кампании власть все зачистила и все проблемы грамотно заранее решила. Кто с политической точки зрения обсуждает одномандатников? Кому они интересны. Поэтому с точки зрения политической борьбы меня интересовал список.
Одномандатники — крайне важная тема. У нас были на этот счет планы, но лепестковая нарезка сделала победу для оппозиционного кандидата практически невозможной в любом субъекте Федерации, кроме Москвы и Петербурга.
Москва и Петербург — это 23 мандата, немало.
На самом деле на эти два города округов, в которых реально можно победить, — пять. Но и это немало. И здесь ключевой вещью является разведение округов между «Яблоком» и ПАРНАСом. Я довольно много сил потратил и продолжаю тратить, чтобы убедить «Яблоко» и ПАРНАС развести округа и выставить наиболее сильных кандидатов.
То есть переговоры с «Яблоком» продолжаются?
Со всеми продолжаются переговоры, я пытаюсь всех убедить развести округа, это крайне важная вещь.
А как Григорий Алексеевич Явлинский с вами общается?
Григорий Алексеевич пообщался со мной очень хорошо. Мы поговорили с ним впервые за много лет очень душевно, друг перед другом извинились за всякие бывшие обиды.
Он объяснил, зачем нужно было выгонять вас из партии?
Это и так понятно. Это особенность партии «Яблоко» — там должна быть одна точка генерации политической воли. Поэтому, когда я начал оспаривать лидерство Явлинского и критиковать его, они просто меня вытурили.
Получается, вы стали кем-то вроде переговорщика между ПАРНАСом и «Яблоком»?
Это не совсем так. Это очень важная работа, я ее веду, но я здесь человек, который ничего не решает. Я не субъект выдвижения кандидатов, и я не могу ничего сделать, кроме как призывать их хотя бы не вредить друг другу, пользуясь тем, что у меня есть определенная поддержка.
В поисках стратегии
Вы готовы в ходе кампании прямо поддержать кого-то из участников?
Мы до сих пор не сформулировали для себя ответ на этот вопрос (это общее решение, а не только мое личное). Мы будем бойкотировать выборы, мы их не будем признавать. Но будем ли мы призывать к бойкоту или кого-то активно поддерживать — пока не знаю. Знаю, что стратегия «Голосуй за любую партию против «Единой России» фактически неосуществима. В течение последних трех лет власти удалось добиться того, что и коммунисты, и «Справедливая Россия» стали еще хуже, чем «Единая Россия». Я не смогу убедить городского избирателя, что он должен проголосовать за коммунистов, которые пойдут на выборы с портретами Сталина. Это практически невозможно. А если я призову голосовать за «Справедливую Россию», мне тут же припомнят Елену Мизулину.
Мы не чувствуем, что будет морально правильно призывать людей приходить на выборы и убеждать их, что участие в этих выборах полезно или приносит какую-то проблему для власти. У меня нет в этом уверенности. Я буду призывать людей приходить и делать что-то, если я сам готов прийти.
Когда мы призывали голосовать за любую партию, кроме ЕР, нас любили все, кроме ЕР. Если мы призываем к бойкоту — нас не любят все, а «Единая Россия» любит, потому что им нужна низкая явка. Это сложное решение, и мы понимаем, что в этот раз у нас нет такой стратегии, которая добавила бы нам сторонников.
Бойкота боятся системные партии, и бойкота боится Кремль. Они хотят, чтобы мы позвали всех приходить на выборы, они хотят легального и честного разгрома оппозиции.
И вы их хитро переиграли, устроив разгром оппозиции до выборов.
Нет. Не в этом дело. Просто в настоящий момент мы не видим, как эти выборы станут проблемой для власти. Но слово «бойкот» мы пока не произносим. Мы сформируем конкретную электоральную тактику, исходя из того, как будет это выглядеть ближе к делу.
Фото: Георгий Александров
