О том, что жесткие режимы и средневековая идеология порождают террористов
Аэропорт Касабланки, ночь, густой туман, 10 ноября 2015 года
Hyatt Regency Casablanca — один из самых дорогих отелей 3,5-миллионного города, который считается бизнес-столицей Марокко: пальмы по периметру, полотнища национального флага на флагштоках — в зеленых линиях (цвет ислама) пятиконечная звезда на красном фоне, люди в сером на улице и в лобби и — полное отсутствие какого-либо названия: ни на входной колоннаде, ни вверху на здании, ни арабской вязью, ни на французском. То ли дорогие апартаменты, то ли отель, то ли что-то третье. Не было названия и на здании местного еврейского музея: то есть слово «музей» — латиницей — было, а какой и что — только внутри, после того как пройдешь через будку охраны. В Марракеше на центральную площадь, где вечером микс из базара, харчевни и шоу под открытым небом с барабанами, змеями и проч., туристы ходят в сопровождении охраны в штатском. То же и в Фесе — его называют духовной столицей Марокко: здесь, в медине (старый город, сотканный из узких каменных улочек, магазинчиков и базаров), — рассказывали — недавно порезали туристов из Великобритании, и еще в сентябре Foreign Office предложил англичанам воздержаться от поездок в Марокко. В Рабате, официальной столице королевства, резиденцию короля Мохаммеда VI, вольготно раскинувшуюся на нескольких десятках гектаров земли, охраняют военные аж четырех видов охраны: в красном — королевская гвардия, в зеленом — армия, в синем и в штатском — спецслужбы, фотографировать нельзя (людей в форме — нигде нельзя). На вопрос, чего так боятся люди королевского двора (сам король в это время был на другом конце страны), ответ был: не только и не столько заезжих террористов, сколько своих. «Свои» — это и сторонники группировки радикальных исламистов, устроивших взрывы в Касабланке и в Марракеше в первой половине 2000-х: они добиваются того, чтобы Марокко, страна вполне светская, жила по законам шариата; и другие «свои» — те, кто требует реформ, прав человека, свободы прессы и т.д. Ровно в эти дни в Рабате начинается судебный процесс над семью журналистами и гражданскими активистами, которых обвиняют в том, что они «представляют угрозу национальной безопасности», а также получали зарубежное финансирование проектов (в частности, на разработку приложения для смартфонов, которое позволяло журналистам публиковать расследования в обход цензуры), — им грозит до пяти лет тюрьмы. Все семеро, как сообщает английская The Guardian, — участники движения реформ «20 февраля» (что-то вроде российской партии «5 декабря»), которым король в 2011 году, опасаясь «арабской весны», обещал реформы и права и про которые позже забыл.
Терроризм не имеет национальности — это правда. Но терроризм жестко коррелируется с типом режима, который существует в странах, откуда приходят террористы или их родители
Любопытно, что в бельгийском Моленбеке, который сейчас не сходит с первых полос газет — там готовилась парижская резня, около 40% мусульманского населения — это выходцы из Марокко (с 1912 по 1956 год королевство было французским протекторатом), трое террористов — марокканцы по происхождению. Марокканцем был и человек, который в августе этого года намеревался пострелять пассажиров в поезде Амстердам — Париж, его остановили чудом. Из 28 исполнителей терактов в пригородных поездах Мадрида в марте 2004 года (погиб 191 человек) 19 были выходцами из Марокко. Из 4 исполнителей терактов в лондонском метро в 2005 году (52 погибших) трое родились в семьях выходцев из Пакистана. Из 19 исполнителей теракта в США 11 сентября 2001 года — 15 были выходцами из Саудовской Аравии, 2 — из Арабских Эмиратов, по одному из Египта и Ливана. В нынешнем ноябре в Бейруте бомбы в лагере беженцев взорвали 2 ливанца и 7 сирийцев, в Анкаре — турки, бойцы ИГИЛ*.
Терроризм не имеет национальности — это правда. Но терроризм жестко коррелируется с типом режима, который существует в странах, откуда приходят террористы или их родители. Без исключения — это жесткие авторитарные режимы, которые каленым железом выжигают любое инакомыслие, будь то монархии, как в Саудовской Аравии и Марокко, или авторитарные конструкции, держащиеся на армейских штыках (Египет, Пакистан), или султанаты, примером которых могут служить наши Дагестан и Чечня, откуда приезжали те, кто устраивал взрывы в московском метро. Подозреваю, что структура отношений в мусульманских гетто Бельгии и Франции или в палестинских резервациях Газы и Западного берега демократизмом тоже не отличается. Фрустрация, связанная с невозможностью изменить окружающую политическую и социальную действительность, чувство постоянного унижения, перемноженное на идеологию, на календаре которой 1437 год (исламское летоисчисление), в результате и оборачиваются кровью и убийствами — убийствами тех, до кого легче дотянуться, или на кого указывает рука прагматика (пусть злость вымещают на чужих) и/или фанатика (по трупам неверных — в рай). Ведь неслучайно те, кто приходит убивать — в Мадрид, Париж, Лондон, Тель-Авив или Москву, — приходят не для того, чтобы жить (жизнь им явно не мила), — чтобы умереть.
* ИГ, или ИГИЛ («Исламское государство»), — организация, запрещенная на территории РФ как террористическая.
Фото: Евгения Альбац
