Удивительно, но желание российских экспертов, умных и ученых людей, прививать российской власти хорошие манеры слабо зависит от поведения власти и ее готовности слушать советы. Очередной пример тому — доклад под названием «Новое позиционирование Российской Федерации в глобальном хозяйстве — возможности и перспективы» (он подготовлен ИНСОРом), если проще — что делать, если Запад для нас закрылся, а на Востоке не все очевидно, который Комитет гражданских инициатив Алексея Кудрина 29 сентября презентует в Москве. Тем временем ведущие российские экономисты пытаются смотреть и вовсе за неясный горизонт — занимаются «Стратегией–2030», которая должна стать предвыборной программой Путина в 2017–2018 годах.
Зачем нужны стратегии
Обычно спрос на экспертизу возникает, когда (а) что-то идет не так или когда (б) есть несколько вариантов решения проблемы, каждый со своими плюсами и минусами, и оценка сравнительных преимуществ этих вариантов — дело не очевидное. Другое дело — стратегии. В демократических странах стратегиями занимаются не эксперты и чиновники, а борющиеся друг с другом политические силы, у которых свое видение того, в чем именно состоит проблема и что надо сделать. Выбор между альтернативными стратегиями осуществляют избиратели, понимающие, что у разных политических сил свои представления о том, что нужно сделать с бюджетом, налогами, медициной, армией, образованием, банками и пр. Совсем не так в авторитарных режимах. В отсутствие политической конкуренции стратегии становятся инструментом бюджетного торга между чиновниками, которые стремятся максимизировать свой контроль за распределением ресурсов и, следовательно, свои рентные доходы.
Спрос и предложение
Подготовленная (с посильным участием автора) в 2010–2011 годах «Стратегия-2020» год спустя стала материалом для серии путинских инаугурационных указов, которые должно было исполнять правительство. И до сих пор исполняет. Только вовсе не то, что предполагала «Стратегия-2020». Основной идеей этого документа был бюджетный маневр — снижение расходов на оборону и рост — на образование, медицину и науку. В реальности сделали все ровно наоборот. Хуже того, в образовании рост расходов на зарплату привел к изгнанию из вузов внештатников (у студентов уменьшилась возможность получать знания от практиков), а в медицине — ускорил сокращение доступности врачей, поликлиник и больниц. Попробуйте теперь найти онколога в районной поликлинике!
С момента написания «Стратегии-2020» в России была окончательно зажата политическая оппозиция и созданы условия для ликвидации свободы слова. Проведены победоносные акции в Крыму и Донбассе, радикально испорчены отношения с западным миром, страна поставлена перед необходимостью развиваться в условиях осажденной крепости, на ходу сочиняя какой-то российский вариант идеологии чучхе — ставки на собственные силы.
Однако радикальное расхождение действий политических лидеров со «Стратегией-2020» ничуть не остановило экспертов. Неделю назад Александр Аузан (МГУ), Евсей Гурвич (Экономическая экспертная группа) и Леонид Григорьев (ВШЭ) обсуждали основные идеи «Стратегии-2030». Работа уже кипит, в правительстве собирают совещания, лучшие экономические умы Отечества отрываются от своих научных трудов и/или студентов и предлагают захватывающие проекты. Например, ректор Академии народного хозяйства Владимир Мау предложил прописать в этом документе реформу судов и правоохранительных органов. Впрочем, готовиться новая стратегия будет с активным участием чиновников, а не просто «для них»: одним из основных нервов этой работы станет продумывание того, как государство может замещать свои траты на образование, медицину, ЖКХ и другие сферы деньгами населения. То есть эксперты будут думать, как нынешний российский политический режим может решать свои задачи, финансируя их деньгами населения. Эксперты еще раз помогут Путину продлить ресурс нынешнего политического режима.
Путин умеет пользоваться экспертными наработками. Каха Бендукидзе, архитектор грузинских экономических реформ, а до этого известный российский предприниматель, спустя десятилетие после проведенной с его подачи в России в 2002 году либерализации валютного регулирования укорял себя: он оставил авторитарному режиму свободное валютное регулирование, сделавшее его более устойчивым. С подачи Андрея Илларионова и усилиями Алексея Кудрина были наполнены фонды нефтегазовыми доходами — если бы не это, сокращение бюджетных расходов в 2014–2015 годах было бы намного жестче. «Стратегия-2020» научила чиновников, как повысить расходы и при этом не допустить разбалансировки бюджета. Теперь новая задача: надо придумать инструменты, по смыслу эквивалентные новому налогу на капитальный ремонт домов, но сразу для нескольких секторов экономики. По-научному это называется «мобилизацией частного капитала»: это позволит государству, избежав банкротства, сохранить видимость продолжения нежной заботы о нуждах населения. Эксперты «на низком старте».
Как повернуться
Еще одна линия, по которой власть явно нуждается в советах: как строить внешнеэкономическое сотрудничество. Каково новое место России в мире после решения пожертвовать своим присутствием в глобальном сообществе, обменяв его на территориальные приобретения? Доклад на эту тему, подготовленный ИНСОРом по заказу Комитета гражданских инициатив Алексея Кудрина, будет обсуждаться на заседании КГИ 29 сентября. Название доклада — «Новое позиционирование Российской Федерации в глобальном хозяйстве» — не может не вызвать удивления. Какое такое глобальное позиционирование, когда против чиновников и госкомпаний действуют санкции, обмен технологиями с развитыми странами затруднен, почти прекращено иностранное кредитование? Налицо осознанное выпадение из глобального хозяйства, а не новое в нем позиционирование! Участие в глобальном хозяйстве подразумевает встраивание в экспортно-импортные цепочки транснациональных компаний и совместные проекты НИОКР. Мы же активно занимаемся импортозамещением (самообеспечением — зачем нам глобальное, мы как-нибудь сами), хотя стратегически надо бы заниматься экспортозамещением — наращиванием несырьевого экспорта. Сейчас представительство в экспортной линейке даже отраслей со средним уровнем добавленной стоимости, не говоря уже о продуктовых линейках, генерируемых экономикой знаний, находятся на уровне, не отличимом от статистической погрешности, говорится в докладе.
Авторы «Нового позиционирования России» считают «поворот на Восток» неизбежностью: пути России и Запада всерьез и надолго расходятся. Хотя очевидно, что наибольшим благом для экономики было бы, как неоднократно говорил на протяжении последнего года профессор Чикагского университета Константин Сонин, отыграть все сделанное за последние полтора года назад, вернувшись в мировое хозяйство. Впрочем, авторам доклада чужда и евразийская романтика, подразумевающая, что Азиатско-Тихоокеанский регион (АТР) заменит России США и Европу, в том числе в качестве провайдера капитала. Пока до этого очень далеко. Хотя Китай не присоединился к санкциям, сделки с крупнейшими китайскими банками для российских экспортеров теперь идут в течение недель: будучи частью мировой финансовой системы, китайские госбанки вынуждены играть по общим правилам, говорится в «китайской» части доклада. Очень осторожны китайские банки и в кредитовании российских проектов. Наконец, совершенно неочевидно, каким будет спрос Китая на углеводороды из России через пару десятилетий — не исключено, что за счет структурных реформ Китаю как раз удастся снизить потребности в сырье.
Но: неизбежен ли этот поворот (разворот), и разве дружить с кем-то обязательно предполагает дружить против кого-то? Авторы то солидаризируются с расхожим дискурсом российских политиков, то (чаще) говорят о необходимости структурных реформ и «нахождения в мейнстриме требований к конкурентоспособности институтов». Но если у России будут конкурентоспособные институты, то в повестке дня будут совсем другие вопросы: не восточный поворот, а например, унификация европейских и российских стандартов жилищного строительства или китайских и российских стандартов строительства дорог. «Перепозиционирование страны в глобальном хозяйстве» тогда происходит не по причине взятия Крыма, как сейчас, а благодаря замещению сырья более сложными экспортными продуктами.
Цена вопроса
Страны АТР не занимаются импортозамещением: они уже несколько десятилетий уходят от модели создания полного цикла производства, сосредотачиваясь вместо этого на выпуске компонентов, отдельных производственных операциях и т.д., справедливо пишут авторы доклада. Это расширяет возможности увеличения экспорта, освоения новейших технологий и привлечения иностранных инвестиций. Тут самое время подвергнуть беспощадной критике идею импортозамещения и геополитического разворота от одних стран к другим (этим страны АТР в большинстве своем тоже не страдают), но политкорректные эксперты лишь замечают, что встраивание в цепочки производства стоимости и импортозамещение — стратегии несовместимые. Например, если Россия начнет сама производить все комплектующие для «СуперДжет-100», проблемы сертификации сделают невозможными поставки этих самолетов в ЕС, и проект утратит смысл.
Пока торговля России со странами АТР никаких признаков оживления не демонстрирует. С начала 2015 года торговый оборот с этими странами упал на 26,8%. Если не учитывать продукции ТЭК, доля России в импорте Китая с 2002 года снизилась с 2,6 % до 0,7 % (с учетом ТЭК она составляет 2–3%). Россия впервые за пять лет покинула список ТОП-15 торговых партнеров Китая. В дальнейшем рост экспорта России в страны АТР будет сдерживаться неконкурентоспособной структурой этого экспорта, отмечается в докладе. Авторы также считают, что, вопреки господствующим среди российских политиков представлениям, соглашение США и ЕС о трансатлантическом торгово-инвестиционном партнерстве пойдет России не во вред, а на пользу (правда, это не аргументируется расчетами). Но это не отменяет общей беды таких стратегий, посвященных глобальным философским темам: они хороши не тогда, когда реализуются, а когда стоят на полке.